Обратный отсчет
Шрифт:
— Если смогу.
— Мне хотелось бы знать, почему я так внезапно решил лететь в Вашингтон. Я вам ничего об этом не говорил?
— Нет, ничего, хотя я вас даже спрашивала. Вы только сказали, что вам срочно надо в столицу, а по пути вы хотели на пару часов остановиться в Хантсвилле.
— Интересно, зачем.
— А еще — мне это показалось странным — вы попросили меня никому не говорить, что вы сюда заедете.
— Вот как. Значит, я хотел, чтоб это осталось тайной?
—
— Господи, Маргарет, я и сам не знаю. Но я ценю вашу преданность. — Сирена смолкла, и Люк понял, что у него совсем мало времени. — Мне нужно идти. Спасибо за помощь.
— Еще бы я отказалась вам помочь! Вы уж там берегите себя, хорошо? — Она повесила трубку.
— Я сложила твои вещи, — сказала Вилли.
— Спасибо. — Он достал из стенного шкафа свое пальто и шляпу и надел их. — А теперь давай убираться отсюда, пока не вернулись эти ищейки.
Они заехали в круглосуточную закусочную и взяли по чашке кофе.
— Во сколько, интересно, вылетает первый самолет на Хантсвилл? — сказал Люк.
— Надо посмотреть в справочнике. У Берна он наверняка есть. Писатели обожают всякие справочники.
— Но он, должно быть, уже спит.
— В таком случае я его разбужу.
Вилли направилась к телефону-автомату. Люк смотрел на нее, потягивая кофе. Разговаривая с Берном, она улыбалась. Она была обворожительна, Люк почувствовал, как неумолимо его влечет к этой женщине.
Вернувшись к столику, Вилли сообщила:
— Он сейчас приедет и привезет справочник.
Люк взглянул на циферблат: два часа ночи.
— Наверное, я прямо отсюда отправлюсь в аэропорт. Надеюсь, мне не придется долго ждать рейса.
Вилли озабоченно нахмурила брови:
— Ты хочешь сказать, у тебя мало времени?
— Иначе зачем бы я все бросил и ринулся в Вашингтон? Я почти уверен, что это как-то связано с ракетой, возникла какая-то угроза, способная сорвать запуск.
— Диверсия?
— Да. И если мои подозрения оправданны, я должен найти доказательства до половины одиннадцатого вечера.
— Хочешь, я полечу с тобой?
Люк покачал головой:
— Спасибо, но думаю, мне лучше лететь одному.
— Ты всегда старался ни от кого не зависеть.
— Дело не в этом. Я был бы счастлив, если б ты была рядом. В этом как раз и проблема — я слишком сильно этого хочу. Ты всегда мне так нравилась или это что-то новое?
— Ничего нового тут нет. Мы можем разругаться в пух и прах, но все равно обожаем друг друга.
— Ты сказала, мы когда-то были любовниками. Нам было хорошо вместе?
Она смотрела на него со слезами на глазах:
— Лучше не бывает.
— Почему же тогда я на тебе не женился?
Вилли заплакала, рыдания сотрясали ее хрупкую фигуру.
— Потому что… — Она вытерла слезы. — Потому что ты однажды так на меня разозлился, что пять лет со мной не разговаривал.
1945 год
У родителей Энтони была ферма невдалеке от Шарлотсвилла, штат Виргиния, — большой белый дом, где одних только спален было с полдюжины.
Люк приехал туда в пятницу, вскоре после капитуляции Японии. Миссис Кэрролл проводила его в маленькую, сияющую чистотой комнату с до блеска натертым деревянным полом и старомодной высокой кроватью.
Он снял военную форму — в то время уже майорскую — и с удовольствием надел черный кашемировый пиджак, ладно облегающий его фигуру. Когда он завязывал галстук, в комнату заглянул Энтони:
— Как только будешь готов, ждем тебя в гостиной.
— Я быстро. А где комната Вилли? — спросил Люк.
Энтони ухмыльнулся:
— Вынужден тебя огорчить. Девушек разместили в другом крыле. В таких делах наш адмирал придерживается консервативных взглядов. — Отец Энтони всю жизнь прослужил в военно-морском флоте.
— Ничего страшного, — сказал Люк, пожав плечами. За последние три года в Европе он привык к ночным переходам, так что без труда разыщет в темноте ее спальню.
Спустившись вниз, он увидел, что в гостиной собрались все его старые друзья. Кроме Энтони и Вилли, здесь были Элспет, Берн и его подружка Пегги. В войну Люк часто общался с Берном и Энтони, а бывая в Вашингтоне, все свободное время проводил с Вилли, но с Элспет и Пегги он не виделся с 1941 года. Адмирал вручил ему мартини, и Люк с удовольствием отхлебнул из бокала. Сегодня всем им, безусловно, было что праздновать.
За ужином он рассмотрел их повнимательнее, вспоминая, какими они были четыре года назад — счастливыми, неунывающими студентами, которых если что и тревожило, так только угроза быть отчисленными из университета. Элспет страшно исхудала, видимо, сказались три года в живущем на карточках Лондоне. Берн выглядит на десять лет старше своих двадцати семи. Для него это была уже вторая война, он три раза был ранен. Меньше всего прошедшие годы отразились на Энтони, но ведь он всю войну просидел в Вашингтоне. И Вилли тоже внешне мало изменилась. После трех лет агентурной работы в Лиссабоне она по-прежнему казалась сгустком энергии, легко переходя от беззаботного веселья к безудержной ярости.