Образ врага
Шрифт:
— Разглядели? — голос Карла стал чуть напряженней, или это только показалось?
— Да. Но все равно я не уверен, она ли это. Слишком все странно, слишком много лет прошло. Я знаю, жизнь любит выкидывать всякие фокусы, и мир ужасно тесен, однако мне сложно представить ту девочку в качестве агента ФСБ и вашей бывшей любовницы.
— Как звали дочь ваших соседей? — быстро спросил Карл.
— Почему вас это волнует? Ну подумайте, какое это имеет сейчас значение? Говорим мы об одном человеке или о разных людях — не все ли равно? Для
— А вы не допускаете, что у меня тоже могут быть свои нежные воспоминания? — усмехнулся Карл. — Как же ее звали, ту девочку?
«Есть ли смысл врать и выдумывать? — устало спросил себя Бренер. — Я могу назвать ее сейчас как угодно. Проверить он не сумеет, да и зачем ему это проверять? Такое прошлое никому ничем не угрожает. Это случайный, теплый и в общем совершенно лишний проблеск в грубом, жестоком рисунке теперешних событий. И незачем смешивать одно с другим…»
— Ее звали Наташа, — сказал он равнодушно.
— Жаль, — так же равнодушно ответил Карл, зевнул и загасил сигарету, оказывается, мы действительно говорим о разных людях. Женщина на снимках всего лишь похожа на вашу бывшую соседку. Это не она, потому что мою русскую знакомую зовут Глафира.
— Как? Глафира? Удивительно редкое имя.
— Спокойной ночи, профессор. Завтра будет тяжелый день.
— Спокойной ночи, Карл, — Бренер опять отвернулся к стене и натянул одеяло, — простите, а вы не могли бы выкинуть окурок? Он будет вонять всю ночь.
— Да, конечно. — Карл встал и прошлепал босиком к туалету.
— Вы хотите взять себе снимки вашей Глафиры? — спросил Натан Ефимович.
— Зачем?
— Если я правильно понял смысл вашего семейного скандала с Ингой, мальчик на фотографиях — ваш сын?
— Разве я говорил это?
— Нет. Вы говорили совсем другое. Но вы обманывали несчастную, нервную, преданную Ингу. Вы боитесь ее ревности, и правильно делаете.
Карл ничего не ответил, молча улегся на свою койку. Они больше не произнесли ни слова, но еще долго не могли уснуть.
Проснувшись под утро, Бренер нащупал в полумраке свою куртку, покосившись на Карла, сунул руку во внутренний карман. Как он и предполагал, снимков там уже не было.
Карл спал очень крепко, отвернувшись к стене, и совсем не храпел.
В аэропорту Бен-Гурион выстроились огромные очереди к стойкам, за которыми работали сотрудники службы безопасности. Молодые люди и девушки в элегантной униформе, подтянутые, улыбчивые, допрашивали каждого пассажира:
— Кто, кроме вас, находился в помещении, когда паковался багаж? Оставались ли собранные вещи без присмотра хотя бы на несколько минут? Покупали вы какие-либо сувениры? Где именно? Ваши покупки были упакованы на ваших глазах? Обращались ли к вам с просьбами незнакомые либо малознакомые люди накануне отлета?..
И так до
Максимка дремал, сидя на чемодане. У Алисы слипались глаза. Наконец они подошли к стойке. Девушка в униформе приветливо улыбнулась, задала все положенные вопросы про багаж и сувениры, попросила открыть чемодан, тщательно в нем порылась. Потом долго, сосредоточенно листала паспорт.
— Какие города, кроме Эйлата, вы посещали на территории Израиля?
— Мы ездили в Иерусалим.
— Это была экскурсия?
— Нет. Мы брали машину напрокат в фирме «Баджет».
— Из Эйлата в Тель-Авив вы тоже ехали на машине?
— Да. Мы сдали машину в представительство фирмы прямо здесь, в аэропорту, три часа назад.
— Вас останавливала дорожная полиция?
— Нет, — Алиса почувствовала, что предательски краснеет.
— Спасибо, — улыбнулась девушка и вернула паспорт, — проходите. Счастливого пути. До регистрации оставалось полтора часа.
— Ну вот, а ты нервничала, — сказал Максимка, когда они уселись за столик в кафе, — они еще не знают про этот дурацкий штраф. Пока до них дойдет, мы уже будем в Москве. Вообще, у нас здесь получился не отдых, а какой-то ужас, вздохнул ребенок, — домой хочу. Никогда в жизни так не хотел домой, как сейчас.
— Уже сегодня будем дома. — Алиса встала. — Что тебе взять, малыш?
— Гамбургер, колу и мороженое.
Когда она вернулась, за их столиком сидела смуглая, совсем молоденькая девушка в ярком свитере. Уши ее были закованы дюжиной серег-колечек, тугими колечками вились короткие ярко-рыжие волосы. Пальцы тоже были унизаны серебряными кольцами и перстнями. Она потягивала спрайт из банки через трубочку и лучезарно улыбнулась Алисе.
— Я говорил ей, что здесь занято, — зашептал Максимка, — но она не понимает ни по-русски, ни по-английски.
— Чем она тебе мешает? Больше нет свободных столиков.
— Да ну, противная какая-то, — поморщился Максим, — вся в колечках. Только в носу не хватает. Знаешь, как у нас в классе таких называют? Парнокопытные.
— Почему парнокопытные?
— Посмотри, какие у нее «платформы»! Сантиметров двадцать, не меньше.
— Максим, перестань. Нехорошо.
— А, — он махнул рукой, — она ни бельмеса не понимает по-русски.
— Все равно некрасиво. Тебе нравятся тетки, которые у нас во дворе сидят на лавочке, перемывают всем косточки, и мне в том числе?
— Нет, — фыркнул Максим, — они злые дуры.
— Ты сейчас очень, на них похож.
— Ладно. Больше не буду. Слушай, мам, о чем еще тебя спрашивал тот американец, друг Денниса, который ночью приходил?
— Я тебе уже все рассказала.
— Не все. Вы очень долго разговаривали. Я просыпался несколько раз. Да, кстати, а кто такой Майн кампф?
— Что?!
— Ну, я точно не расслышал. Американец тебя спрашивал про какого-то Майнкампфа.
— Тебе приснилось, — Алиса улыбнулась, — ешь свой гамбургер. Остынет.