Обреченность
Шрифт:
Площадь в сто километров вы можете прочесать одним эскадроном в течение недели. А ежели обзаведетесь трезвой и добросовестной агентурой, тогда можно управиться и в три дня. Ну а после того как отыщем базу, подтягиваем основные силы и рвем на куски.
Всем понятно, как нужно действовать?
И Кононов улыбался в свои рыжие от табака усы.
Через месяц в батальоне открыли краткосрочные курсы по подготовке урядников.
Немецкое командование все более активно стало использовать казачий батальон
* * *
В январе 1942 года советское командование решило перебросить в тыл немецкого фронта кавалерийский корпус генерала Белова.
Используя подвижность и маневренность кавалерийского корпуса, командование решило провести «казачий» рейд: через стыки во флангах зайти в тыл, разгромить обозы вырубить небольшие гарнизоны и вновь вернуться на крайний фланг армии.
Конникам ставилась задача перерезать коммуникации наступающей немецкой армии, посеять панику и хаос в немецком тылу.
Выступали на заре.
6й кавалерийский полк подполковника Князева должен был идти первым.
Полк спешно готовился к маршу. Кони топтали грязно-навозный снег, туда и сюда сновали кавалеристы.
В отличие от пехоты все они были обуты в сапоги и валенки, а вместо шинелей на них были белые полушубки. В дополнение к винтовкам и автоматам ППШ каждый кавалерист был вооружен шашкой.
Со стороны штаба полка запела труба горниста: «Седловка!»
Протяжный звук трубы то затихал, то наоборот, становился все громче и требовательней.
«Хло—о—пцы, казаки-иии, сед—ла—ай ло—ша—дей!» выводил трубач, обещая долгий и трудный поход.
Стоя на крыльце в овчинном полушубке и полном снаряжении, Аркадий Васильевич Князев глядел на мрачное, в ветреных тучах, угольно-красное зарево рассвета.
Через несколько минут суета вдруг резко оборвалась и перед командиром полка уже стояли одетые, вооруженные люди, а позади них оседланные кони.
Ординарец подвел командиру его лошадь.
— По ко-ням! — звонко крикнул подполковник Князев.
Строй сломался, и уже через несколько секунд бойцы сидели в седлах. Князев, разобрал поводья, похлопал коня по гладкой шее. Вспомнились слова отца, которые он всегда говорил перед каким-нибудь делом. «С Богом»! — Вспомнил и засмеялся.
— С Богом, сынки! — произнес про себя, и громко закричал. — Ма-а-арш!
Мягко цокая копытами по плотному снегу, полк двинулся за ним следом.
Под утро, когда уже стало брезжить, остановились в лесу, не расседлывая коней, не разжигая костров.
Следующей ночью углубились в тыл немцам, вышли на коммуникации 4ой армии вермахта в районе Ельни.
Немецкое командование сняло с фронта крупные войсковые соединения и бросило их против корпуса Белова.
* * *
На постой кавалеристы Белова остановились в одной из деревень. Стоял мороз, хозяйки затопили печи, дым стлался по ветру.
Голодные, мокрые и смертельно уставшие бойцы набились в крестьянские избы, чтобы обсушится и немного поспать. В крайней хате, где жила полуглухая бабка Зинаида с дочерью, расположилось человек пятнадцать.
Деревянная лавка. Железная кровать. Печь. Стол с вымытой и перевернутой донцами вверх посудой. Ларь для хлеба и прибитая к стене деревянная солонка.
Оказавшись в тепле бойцы сразу же поснимали сапоги, рядом с печью развесили портянки. Дочь хозяйки, молчаливая, закутанная в серый платок, предложила постирать портянки и белье. Нагребла золы из печи, всыпала пригоршнями в ведро и сняла со стены деревянное корыто.
Старшина остановил ее.
— Не надо мать. Не успеет высохнуть, мы может быть через час двинемся дальше. Придется мокрые портянки одевать. Беда тогда будет, поморозим ноги. Ты бы лучше нам чего-нибудь перекусить сварганила.
Бойцы достали из вещмешков хлеб, сахар. Дочь хозяйки принесла кусок сала, достала из погреба соленые огурцы, поставила на стол чугунок с горячей картошкой.
Теперь старшина увидел близко ее тонкие руки с узкими длинными пальцами, худые плечи, тонкую шею.
Молча, с каким то мучительным волнением он смотрел на женщину. Она почувствовала его взгляд, быстро оглянулась и отвернулась.
Бойцы сели ужинать.
Старуха хозяйка лежала на печи, слушала разговоры, свесив с лежанки покореженные простудой венозные ноги, прижимала к ушной раковине темную от работы ладонь.
— А вы солдатики за кого, за белых или за красных?
Отвечает Коля Баранов.
— За красных, бабушка. Казаки мы.
— Ась? Какие такие казаки? Донские?
— Нет, мы не донские, мы советские. Я — из Калуги, а ребята из Подмосковья. У нас только товарищ старшина с Дона.
— А-ааа!
В избу вошел черноволосый и черноглазый комиссар, затянутый в ремни портупеи.
— Приятного аппетита товарищи.
Ему нестройно и вразнобой ответили, — спасибо товарищ комиссар. Садитесь с нами вечерять.
— Да нет, хлопцы. Некогда. Надо еще посты проверить. Ужинайте, приводите себя в порядок и располагайтесь спать. На ночь остаемся в деревне. Утром выступаем. Старшина, проводите меня.
Тот взглянул на комиссара, торопливо натянул шинель, вышел. Комиссар спустившись с крыльца, сказал, потирая лоб: