Общество сознания Ч
Шрифт:
Все стали подниматься с колен. Вставая, Тетерин ужаснулся, услыхав, как внутри него молнией промелькнул голос ч-носца Святослава Зиновьевича, пропищавший: «Че наш, иже еси на небесех…» Тошнота подступила к горлу Сергея Михайловича, судорога скрутила грудь, и его бы вырвало, если б желудок не был пуст.
– Боже! Куда меня опять занесло!
– произнес он.
– Из Ч в Ж. Из одного кощунства в другое!
– Да, - раздался голос Белокурова.
– Есть что-то кощунственное во всем этом. Идемте посмотрим, как они будут нырять нагишом в реку.
– Надо ли?
– усомнился Тетерин. Он сел на землю и стал смотреть на солнце. Впервые в жизни оно было ему противно.
– Может, и не надо, - согласился Белокуров и сел рядом с Сергеем Михайловичем.
– Ну что, выспимся тут и поедем куда подальше отсюда?
– Пожалуй, - кивнул Тетерин.
– Только куда?
– К тому священнику… Недалеко отсюда, часа полтора-два езды. У меня есть адресок. И там встретим Пасху, как положено христианам. Ведь мы же православные. Только заблудшие. Нам пора туда. Сразу надо было туда, да я вот в ночных страхах не сообразил, сюда поехал. Приехал, нечего сказать! К язычникам.
Глава пятнадцатая
Мало сов - еще и зорянки!
– Невозможно работать.
– Вы даете нереальные планы.
– Это… как его… Волюнтаризьм!
– В моем доме не выражаться!
Он убегал. Убегал от Марины. Сам удивлялся тому, как это он мог затеять женитьбу с ней. Теперь он отчетливо сознавал, что нисколько не любит ее, потому что любит только Катю. Мало того, хуже того - он осознавал, что княжество и «жаворонки» есть полный бред. Все получилось не так, как замышлялось им, и он видел, что поздно что-либо исправлять. Напрасно он соблазнился деньгами Катиного мужа, напрасно с такой легкомысленностью согласился строить царство «жаворонков» подле пещеры с ублиетткой. Ночное зловонное извержение - лишнее тому доказательство. Следовало ограничиться бедной колонией, а не зариться на проекты дворцов и замков.
Он сердился и раздражался все больше, да к тому же обе предыдущие ночи скверно спал. Можно сказать, почти не спал вовсе. И потому все теперь казалось полным бредом. Да и разве не бред, что один из приехавших сегодня под утро гостей как две капли воды похож на него? Только полнотелый и усатый. И разве не бред, что Катя сказала ему только что, совершая вместе с ним обряд утреннего омовения: «Теперь хочу тебя того - усатого»? И смеялась так, как смеется, затевая очередной взбалмошный проступок. Теперь, приближаясь к гостям, Владимир Георгиевич с ненавистью рассматривал своего толстого и усатого двойника, понимая, что Катя во что бы то ни стало охмурит этого с виду добродушного малого.
– Ну что же вы?
– спросил он.
– Постеснялись?
– Да как-то… с первого раза… - пробормотал в ответ двойник.
– Вот оно, вот оно, вот оно!
– заворчал, еле сдерживая злобу, Ревякин.
– Ханжество-то человеческое. Раздеться целомудренно, являя себя солнышку, стесняемся. А втайне, совершая какой-нибудь блуд, не стесняемся обнажаться. А бог-то все равно нас видит, наготу нашу - и ту, и эту. Бог солнце в наготе к нам приходит, в священной наготе. А когда мы в грешной наготе тайнодействуем, он не приходит, но видит нас.
– Аминь, - шутливым тоном произнес двойник, видимо, пытаясь сменить пластинку.
– Ну ладно, - вздохнул отец-основатель.
– Что-то я накинулся на вас с нравоучениями с утра пораньше. Пойдемте, я покажу вам наши достижения народного хозяйства. На чем я остановился, когда мы прервали беседу?
– На том, что России нужна жизнь по солнцу, - подсказал второй гость, имя которого, как и имя двойника, почему-то выпало из памяти Владимира Георгиевича, подпорченной бессонными ночами. Он помнил только, что тот, который двойник, работает редактором газеты, а его спутник - специалист по раскопкам.
– Именно по солнцу, друзья мои, именно по солнцу, - сказал Ревякин и умолк, чувствуя, как эта жизнь по солнцу уже в печенках у него сидит.
– Хм… - кашлянул редактор-двойник.
– Послушайте, дружище, а ведь вы и впрямь на удивление похожи на меня, а я - на вас. Мы могли бы вместе рекламировать какое-нибудь средство для похудения. Я бы говорил, что я - это я до того, как стал пользоваться средством, а вы бы уверяли дураков, что вы - это я после.
Специалист по раскопкам рассмеялся. Отец-основатель тоже сделал вид, что ему очень смешно. Он стал собираться с мыслями, что делать и что говорить дальше, но ему не дали. Внезапно прямо перед ним выросло свирепое бородатое лицо, оснащенное стальными и страшными глазами и ощеренным ртом, в котором виднелось отсутствие нескольких зубов. Не успел Владимир Георгиевич припомнить, как зовут этого бывшего «жаворонка», сбежавшего год назад, а на него уже обрушилось гневное:
– Опомнись, покайся, нечестивый изверг Максенций! Доколе будешь улещать невинные души своей поганой ересью? Окстись, нечестивый лжеучитель! Дождешься такого затмения солнца, что сера с небес посыплется и огонь, аки на Содом и Гоморру. Вот оно, смердящее изгноение твоей лжеверы!
– бывший «жаворонок» указал рукой в сторону основания замка, затопленного извержениями ублиеттки.
– А коли не прекратишь бесстыдных своих радений, то и вся местность разверзнется, ад и сера поглотят тебя и твоих присных!
– Слава!
– позвали бывшего «жаворонка» приближающиеся к месту обличения скорняки Андрей и Гена.
Тотчас Владимир Георгиевич вспомнил, что этот Слава работал у них в княжестве, плитку клал, цементировал, только рано вставать ему тяжело было.
– Погодите вы!
– огрызнулся на скорняков обличитель ревякинской ереси.
– Опомнись, говорю тебе, Максенций!
– вновь обратился он к отцу- основателю, который никак не мог смекнуть, почему он именует его этим странным именем.
– Покайся, лжемессия, покайся!..
– Слав!
– с надрывом воскликнул скорняк Андрей, подойдя и схватив обличителя за локоть.
– Ну ты чё? Кто тебя просит? Уходил же, так и уходи! Отец-основатель, простите его! Он у нас ночевал сегодня, а поутру продолжает путь к какому-то священнику на Пасху.
– Пусти меня!
– вырвался бывший «жаворонок».
– Изыди, сатана!
Тут он размашисто осенил отца-основателя крестным знамением, потом громко плюнул Владимиру Георгиевичу под ноги и зашагал прочь.
– Простите, отец-основатель, - сказал Андрей и вдвоем с Геной направился в другую сторону.