Общество сознания Ч
Шрифт:
– Вы это мне, орнитологу, объясняете?
– Да, простите меня, но вынужден объяснять вам, орнитологу, что, кроме всего прочего, зорянки гнездятся в глухих и влажных еловых подростах неподалеку от нашего княжества, в отличие от жаворонков, которых почему-то тут поблизости не замечено. Что за княжество Жаворонки, если в нем нет жаворонков как таковых?
– Ими, Олег Николаевич, являемся мы, обитатели княжества, - сердито стал возражать отец-основатель.
– К тому же князь обещал провести спланированные мною мероприятия для заселения окрестных полей жаворонками. Но дело даже не в этом. Дело в том, что так уж сложилось традиционно - именовать людей, рано ложащихся и рано встающих, «жаворонками», а утренних засонь - «совами». Не нам ломать эту традицию.
– Но ведь это чистой воды демагогия! Именно что и надо ломать традиции! Само наше дело носит по-своему революционный характер. За такими княжествами, как наше, стоит великое будущее. А ведь в слове «зорянка» встает заря новой жизни. Если мы поклоняемся заре, сам Бог велел нам называться - княжество Зорянки.
– О Господи!.. Хорошо, изложите требования ваших прав автономии на бумаге и дайте мне, а я передам князю.
– Все уже изложено. Вот текст нашего обращения, - сказал сотрудник Столярова и выложил перед Ревякиным стопочку исписанных от руки страниц.
– Могли бы и отдать на компьютер. тоже мне… эритакусы в тапочках! Хорошо, я ознакомлюсь. Это всё?
– Всё, не смеем вас больше задерживать накануне такого важного события, - сказал Столяров, с улыбкой поднимаясь со стула.
– Какого события?
– вздрогнул отец-основатель.
– Вы имеете в виду свадьбу? Она отменена.
Глава шестнадцатая
Ёлть
– Бить будете?
– Нет.
– А что?
– Вести разъяснительную работу.
Проснувшись в это утро, Василий Васильевич Чижов первым делом поморщился, обоняя настойку сивых запахов, оставшуюся от Полупятова, а затем улыбнулся, вспоминая, сколько великих и необыкновенных событий произошло вчера, в Страстную пятницу. Пеший ход от дома до вокзала, езда к отцу Василию, встреча с гигантским левриком, поездка верхом на убийце президента Кеннеди, вынос плащаницы, вечерние беседы с батюшкой, грабительский налет «Ельцина» и «Клинтона», пожар, потушенный Полупятовым, ночное стояние на коленях перед храмом… Последнее вспоминалось с особеннейшим теплом. Больше часа выстояли они, шепча молитвы и кланяясь церковным дверям. Потом отец Василий открыл храм, зажег там одну свечу перед Тихвинской, поставил раскладной аналой, на который положил Библию и крест, облачился и, накрыв голову коленопреклоненного Василия епитрахилью, отпустил ему все грехи. Такой исповеди и отпущения еще никогда не было в жизни Чижова, да и мало кому из верующих доведется когда-либо пережить подобные торжественные мгновения. Словно они, Василий и отец Василий, не подверглись нападению грабителей и не были унижены «Ельциным» и «Клинтоном», а, напротив того, победили супостатов, низвергли их в пучины адские, ликуя аки победители во имя Христово.
Посмотрев на кровать Полупятова, Чижов увидел, что там пусто. Кудеяр уже удрал куда-то, оставив после себя лишь запах. Затем вспомнилось, что уже не надо читать поутру последование к таинству причащения, - отец Василий сказал вчера на прощание: «Завтра утром последование можешь не читать, я освобождаю тебя. Лучше поспи, голубчик, покуда я тебя не разбужу».
Солнце уже вовсю сияло в комнате батюшкиного гостевого дома, а часы показывали девять. Одевшись, умывшись и причесавшись, Чижов отправился узнать, как там сам батюшка, не приболел ли после вчерашних страданий. Но выяснилось, что отец Василий уже на ногах и отправился в храм.
– А со мной что происходит, сама не пойму, - говорила матушка Наталья Константиновна бодрым и веселым голосом.
– Во всей мне какая-то силенка появилась, будто к нам вчера не грабители, а необычайные доктора приходили. Или ангелы. Я вот как это объясняю, Вася: ангелы-хранители этих негодяев не с ними ушли, а при нас остались. Плюнули на них: «Раз вы, гады такие, способны старого священника ограбить, так и оставайтесь без нас». Потому-то я сегодня такая бодрая. И отец Василий бодрый. Ему один дополнительный ангел-хранитель достался, а мне другой. Как ты думаешь, Вася, я права?
– Думаю, матушка, отец Василий не поддержал бы подобных рассуждений, - рассмеялся Чижов весело, получив новую порцию матушкиных мудрований, которые всегда сердили отца Василия и смешили его духовного сына.
– Ну он-то да, а ты как считаешь?
– Считаю, что ангелы-хранители не футболисты, чтобы перебегать из одной команды в другую, где получше. Им до конца жизни своих подопечных приходится при них находиться. Хоть и горько, а надо терпеть. Думаю, даже при Ельцине все еще ангел-хранитель находится, хоть и намучился тот ангел, как ни один другой, видя, что вытворяет его подопечный.
– Ох, не знаю я, - покачала головой матушка.
– Мне кажется, некоторые люди оттого такие, что от них ангел-хранитель отрекся за их злодеяния. Неужто и за Гитлером до последнего издыхания святой Адольф ходил?
– Насчет Гитлера не скажу, - пожал плечами Василий.
Сие любопрение об ангелах-хранителях происходило в избе, в которую вскоре вошел Полупятов. Вид у него был скорбный и задумчивый.
– Закопал?
– спросила матушка.
– Отдал последние почести, - с тяжким вздохом отвечал тот.
Услыхав такие слова, матушка села и вдруг расплакалась:
– Ой! Хорошие собачки были!
– Нам с батюшкой Остап Бендер особенно нравился, - снова вздохнул Полупятов, и видно было, что ему тоже хочется всплакнуть, а еще больше - выпить.
– Льнущий был пес. Сколько раз провожал меня до «Девчат». Придем вместе, тут - у меня своя дорога, а у него - своя, по своим любовницам вислоухим. Я их при дороге и закопал, на видном месте, чтоб, когда идешь, вспомнить можно, что были такие Остап Бендер и Муха. А мне бы граммульку, мама Наташа? Пока батя в храме. А? А то сердце лопается от горя. Где еще теперь таких собачек сыщешь!
– Пойдем уж, - утерла заплаканное лицо платочком Наталья Константиновна.
– Остограммлю. Вася, ты уж нас не выдавай отцу Василию, ладно?
– Чижик-то?
– крякнул Полупятов.
– Он не выдаст. Свой парень.
И поплелся следом за матушкой в ее тайники.
Василий Васильевич усмехнулся тому, что Полупятов разжаловал его фамилию до Чижика. Имел право: ведь это Полупятов спас Чижова, а не Чижов - Полупятова. И все-таки такое панибратство со стороны этого бывшего зэка и выпивохи кольнуло чижовское самолюбие. Он почесал затылок, перекрестился на образа и отправился из дома в храм. Проходя через кладбище, оглянулся на избу, и тут всего его сотрясло, когда он живо представил себе на ее месте обугленное пепелище, где среди дымящихся головешек дотлевают и его спекшиеся останки.