Общество сознания Ч
Шрифт:
На душе у Ревякина было погано. Надо же и еще при этих нежданных гостях!
– Не обращайте внимания, - пробормотал он.
– Это такой гусьлапчик, что не приведи Бог.
– А почему он вас называл Максенцием?
– спросил специалист по раскопкам.
– А пес его знает!
– пожал плечами Владимир Георгиевич.
– Вероятно, был такой ересиарх, хотя я впервые слышу это имя, - сказал редактор газеты.
– Он когда-то слыл у нас хорошим работником, - сказал Ревякин, оправдываясь.
– Но, как сейчас говорят, он по жизни с прибабахом. В свое время пил без продеру, потом ему стали черти мерещиться, он от них побежал, да попал прямо в лапы «Аум Синрикё».
– Ничего себе!
– подивился редактор.
– Интересно бы с ним побеседовать.
– Ничего интересного, уверяю вас, - возразил отец-основатель.
– Дурак несусветный. Потом трагедия в токийском метро, он струхнул, должно быть, прибегнул к органам и всех асахаров своих предал. А куда-то дальше надо? Год болтался еще в какой-то секте, покуда не пришел к нам, в жаворонки. Небось еще и про нас сведения в ФСБ поставлял. Потом и у нас ему надоело, ушел и теперь, видимо, предался самому осатанелому православию.
– Осатанелому? Хм!
– хмыкнул редактор.
– Ну озверелому, - поправился Ревякин и тоже неловко.
– Извините, отец-основатель, - сказал специалист по раскопкам.
– Нельзя ли нам теперь пойти поспать? Валимся с ног, ночь не спали. В глазах все плывет.
– Я тоже в таком состоянии, - признался Ревякин и повел гостей во дворец.
– Поспим часиков пять, а потом я вам все-все покажу. Уверяю вас, вам не захочется покидать наше княжество. У нас так хорошо, как нигде в России!
Он натужно улыбнулся, стараясь привлечь гостей на свою сторону. Но тут душа его застонала, поскольку к ним приближались Катя и Марина. Княгиня тотчас взяла под руку ревякинского двойника и, что-то быстро шепча ему, отодвинула в сторону, повела вперед быстрее, а Марина прильнула к Ревякину:
– Воло-о-одечка!
– Что?
– сурово спросил Ревякин и остановился.
Специалист по раскопкам растерянно оглянулся и пошел следом за княгиней и уводимым ею редактором, не догоняя их.
– Прости меня, Володенька!
– хлопала своими красивыми, но теперь глупыми глазами Марина.
– Я больше так никогда не буду. Я осознаю свою обшибку. Ну хочешь, устрой мне предсвадебную порку.
Она кокетничала, нарочно произнесла «обшибку», уверенная, что он смягчится и простит. Но она была ему сейчас противна, и он зло оборвал ее:
– Предсвадебную? Ни предсвадебной, ни послесвадебной порки не будет. Как и самой свадьбы. Я окончательно передумал жениться. Отец-основатель должен быть холост - таково мое постановление.
Кокетство вмиг слетело с Марины, лицо стало бледным и оскорбленным.
– Вот как?
– промолвила бывшая невеста.
– Из-за невинной шутки?
– Ничего себе невинная!
– вспыхнул Владимир Георгиевич.
– Глупая, я согласна, но невинная, - сказала Марина.
– Значит, ты просто не любил меня никогда, вот что.
– Понимай как хочешь, - сказал Ревякин и, оставив несчастную Марину, зашагал в сторону замка.
Мысли его путались, он не знал, правильно ли поступает, отвергая Марину, он проклинал себя, что согласился строить княжество тут, зная о странной повышенной гравитации в этой местности, он мечтал оказаться сейчас с Катей далеко-далеко отсюда, в том давнем Крыму, когда он сказал о себе: «муж грузоподъемностью два чемодана», но больше всего хотел упасть, зарыться лицом в подушку и проспать до самого заката.
Но и дома ему не было покоя. Столяр Майоров заканчивал работу по восстановлению окна.
– Не иначе как Славка, плиточник бывший, постарался, - заметил он.
– Говорят, он ночевал нынче в Жаворонках. Мутил умы против вас. Найти его и гнать в шею.
– Он уже побеседовал со мной, - ответил Владимир Георгиевич.
– Ушел он.
– Не спросили его насчет окна?
– Нет.
– Зря. Следовало спросить да вывести на чистую воду. Да штраф взять.
Покуда столяр заканчивал работу, отец-основатель залез в холодильник, достал банку пива, намазал себе бутерброд гусиным паштетом, перекусил и еще больше почувствовал наступление сна. Наконец Майоров ушел, окно засияло новеньким стеклом. Теперь можно было даже простить Марину. Владимир Георгиевич лег в кровать в одежде и мгновенно погрузился в сон. Ему снилось, как чеченцы окружили его в огромном старом доме, а он придумал хитрость: во все окна поставил пулеметы, к ним провел проводки, соединенные в едином пульте, нажимаешь кнопки, и какой надо пулемет работает. А сам он, нажимая все кнопки то по очереди, то разом, убегает подземным ходом. Только бы чечены об этом ходе ничего не знали…
Звонок телефона вывел его из подземного хода сна наружу. Светило солнце, сверкая в свежем оконном стекле, но спать все равно хотелось - и часу не прошло с тех пор, как он улегся.
– Алло?
– Отец-основатель, к вам Столяров просится. Говорит, по очень важному делу.
– То столяр, то Столяров… - проворчал Владимир Георгиевич.
– Ну пусть заходит.
Столяров заведовал в княжестве теплицами, это был молодой доктор биологических наук, оставшийся не у дел в новой России, как и многие другие талантливые люди. За границу, куда его звали, он не поехал, поскольку любил Отечество, хотя уже склонялся к отъезду, да тут его подцепил князь Жаворонков и привез год назад сюда, на берег Волчицы. Снабжая княжество отличнейшими овощами и фруктами, Столяров попутно занимался своей научной деятельностью и был несказанно доволен жизнью.
Через минуту после телефонного звонка он уже входил в квартиру Ревякина.
– Здравствуйте, Владимир Георгиевич, - сказал он.
Следом за ним входил его сотрудник Пирогов.
– Здравствуйте, Олег Николаевич, здравствуйте, Дима, - поприветствовал гостей отец-основатель.
– Прошу вас, проходите, садитесь. пива? минералочки? чаю?
– Минералки, если можно, - отвечал Столяров, и Ревякин отметил в нем волнение.
Достав из холодильника боржоми, налил в три стакана, поставил на стол, шутливо чокнулся с гостями:
– Ну, что еще подгнило у нас в датском королевстве?
– Владимир Георгиевич, мы хотим выдвинуть требования о предоставлении нам права автономии, - ответил Столяров, не глядя отцу-основателю в глаза.
– Кто «мы»?
– удивился отец-основатель.
– Зорянки. Эритакусы рубекулы.
– Я так и знал, - вздохнул Ревякин.
– Оле-е-ег Николаич! Вы опять за свое? Дались вам эти эритакусы!
– Нет, Владимир Георгиевич, вопрос серьезный. Всем известно, что зорянки просыпаются гораздо раньше жаворонков, еще до рассвета, и приносят куда больше пользы. А в их пении Бремон насчитывал по нескольку тысяч мотивов и звуков!