Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
А может быть: палочки из меди и железа — семена? И пришельцы в своих мертвых, рукодельных Науках добились такого, что сеют медь и железо семенами? Это меняет дело. Это изменило бы дело, если бы было возможно, поправил себя Ахука, зная, что это невозможно. Солнце не даст прохлады, железо не даст побега.
Он запутался и рассердился на себя. Железо не даст побегов, а он говорит себе не истинное и притворяется бессмысленной корягой, подобно крокодилу на отмели. Он прячется здесь не затем, чтобы охранять пришельцев — потерявшие имя не сделают зла пришельцам. Только посадят их на Птиц и отвезут к железному дому. Не хочет он, Ахука, чтобы рыжебородый покинул Равновесие! И Дхарма не хочет, по другой причине, а он прячется здесь, ибо знает, что Брахак остался в подземелье Великой, и некому посадить пришельцев на Птиц. А завтра может быть и поздно, железный дом летает не всегда…
Величайший, тягостный стыд обжег его лицо — он хитрит и извивается, как безногая низшая тварь… Вот он, притворяющийся Охотником в засаде, говорящий не истинное!
Врачи говорят: «Носящий в себе Раздвоение должен оставаться целым, как плод». Сейчас Ахука мучительно ощутил Раздвоение и поспешил достать припасенный бахуш-ора. Мозг Ахуки яростно спорил сам с собой: «Он действует на благо Равновесия!» — кричал Ахука-Охотник. «Хитроумный, так же полагает и Нарана, якобы действуя на благо Равновесия!» — насмешливо отвечал Ахука-мыслитель.
Он сжал зубы, терпел. Наконец подействовал бахуш-ора.
Он снова Охотник. Он лежит на дынном дереве, следит за тремя дорогами и слушает дыхание гепарда. Зеленоватый свет проникает сквозь Листья домов, светится желтым трава на дорогах, прохожие скользят по световым полосам, беспечно улыбаются друг другу. Он, Ахука, видел все, и его дыхание не участилось, когда гепард Укха пополз к левой дороге. Тан соскользнул с дерева. На дороге желтели, покачивались три тела. Тяжкие, как носороги, поднятые на дыбы.
Не к добру ты, Нарана, сделала его Охотником! Он неторопливо съехал по гладкому стволу на землю. Лук и колчан стояли, прислоненные к стволу — две стрелы в пальцы, третью на тетиву взял Ахука-Охотник и свистнул коршуном: «Звери, ко мне!» Он выйдет на перекресток навстречу… «Кому ты выйдешь навстречу?! — прокричал Ахука-мыслитель. — Это нардики!»
Он остановился под прикрытием широкой ветви. Луна висела над деревьями. Она была желтая, как дыня, и казалась разрезанной пополам стволом большой гонии, возвышающейся вдалеке над холмом Нараны. Прямо перед Ахукой короткое колено дороги было высвечено лунным светом, падающим вдоль стен. На этой дороге и на темной дороге справа не было ни души. Но слева подходили трое, которых он увидел сверху, причем один был на свету, а двое — в черно-зеленой тени кровли.
Он почувствовал, что земля вздрагивает под их ногами. Втянув ноздрями резкий запах гепарда — Укха боится, жмется к ногам — он оттолкнул ногой глупую кошку. Прижал натянутую тетиву к щеке, в просвете между листьями поймал в прицел круглую безглазую голову, выпустил стрелу. Мгновенно поймал тупец второй стрелы и снова прижал тетиву к щеке.
Тварь, взмахнув длинной рукой, отбросила стрелу в полете — сверкнуло белое оперение. Гиганты не могли остановиться сразу, они скользили, упершись ступнями в траву, и между их массивными телами проскользнула согнутая белоголовая фигурка.
Ахука ослабил тетиву — перед ним стоял Хранитель Памяти. Он пересек поляну перекрестка и был так близко, что концом стрелы Ахука мог бы прикоснуться к красному жуку на его груди.
— Человек, уходи! — приказал Хранитель. — Ты слышишь меня?
Ахука молчал.
— Уходи! Ты должен знать меня, — утвердительно сказал Хранитель. — Со мной идут посланцы Великой Памяти, повинуйся!
Твари стояли недвижные, как скалы над Рагангой. Ни малейшего движения не было на перекрестке, и Ахука понял, что дороги закрыты от самого Подземелья. Бессознательно он начал думать не на раджане, а на языке Памяти. Пропел, обращаясь к Хранителю:
— Учитель, а ты с трудом говоришь на раджана!
— Ахука, сын мой! — безмерно удивился старец.
— Зачем ты ведешь их, учитель?
— Такова воля Нараны.
— Разве Нарана приказывает?
— Таков совет Нараны. Уходи.
— Я бы ушел, — сказал Ахука. — Но с тобой нардики. Не дам я убить пришельцев, учитель.
— Дитя… — сказал старец.
Луна уже всплыла над кронами. Ахука видел мудрые, воспаленные глаза старого Хранителя, застывшую на его лице улыбку, и гигантских нардиков, застывшихна дороге. «Они должны весить две дюжины дюжин горстей, — думал Ахука, — а обычные нардики весят одну горсть… быстро распорядилась Великая Память… воистину, ее возможности безграничны…»
— Дитя, — повторил учитель. — Пришельцы угрожают Равновесию, нардики отнесут их, посадят на Птиц, и они уйдут. Равновесие будет спасено.
— Ты волен был попросить их уйти.
— Они полны любопытства, сын мой. И ты полон любопытства… таковы ученые. Сын мой, не ставь знание превыше Равновесия. Забудь о пришельцах. — Он обернулся. — Веди их, Кхиру!
Дрогнула земля. Округлые гигантские тела миновали полосу лунного света. За ними пробежал один из младших Хранителей, бывший Кузнец, скрылся в тени. Ахука услышал, как испуганно пыхтит Тан, и, спохватившись, присвистел собак, карауливших вход в лечилище.
— Приходи ко мне завтра, Ахука, — сказал старец. — Нарана ценит, что первое предупреждение о Звезде передал ты. Сын мой, не говори с людьми об этом деле, остерегись. Нарана не остановится ни перед чем для спасения Равновесия…
Глава 2
— Дхарма! — звали от входа.
Девушка оттолкнула Кольку и длинным прыжком, как кошка, метнулась на голос.
— Что она хотела сказать? — спросил Володя. — Бешеная.
— Да уж, прыжочки, — выдохнул Колька. — Почему мы «большеголовые», она спрашивала.
— Это я понял — связывает Нарану с формой нашего черепа… А что она толковала о крысах?
— Ты же слышал. «Почему мы не крии или не пожиратели крыс?» Одурела совсем!
— Не так уж одурела, — сказал Володя. — Они предубеждены против нас, не имеющих живых информационных центров, как мы были предубеждены против них, не имеющих письменности. Заметим, — он стенографировал и говорил, — заметим, что предубеждения такого рода всегда или почти всегда неоправданны… Но каков темперамент!