Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
— Постой-ка, — сказал Колька. Он узнал басистый голос Брахака и пошел к двери, стараясь не шуметь ногами. Проклятые ботинки!
— …Опасно. Я не хочу брать сторону тех или других. Разбуди Раф-фаи, заставь подняться… посади, повтори утреннее лечение…
— Кому помешали они, Брахак?
— Смири свой нрав. Приготовь раненого в дорогу… Теплой полуночи…
Колька прошуршал на прежнее место. Догнать Брахака, поговорить? Нет, навязываться мы не будем…
— Что такое? — спросил Володя.
— А ничего. Флиртует.
— Энергичная женщина, — затем невнятное бормотанье. Сидит, пишет.
Именно в эту секунду Кольку и прихватило безошибочное ощущение: влип. Бессмысленное такое, но безошибочное. Во что-то он ввязался или ввяжется сию секунду — он понял это по острой, мгновенной зависти к Бурмистрову, который спокойно собирает информацию, не влипнет и спокойно уйдет. Может, поблюет после перехода. А я влипну. На какой секунде? Кабы знать где упасть, так соломки подостлать. Стоит советоваться с Дхармой, не стоит? Где же этот Ахука, интеллигент чертов? «Приготовь раненого в дорогу…» Хорошо, если к баросфере, а, может, и еще кой-куда.
Он бы меньше беспокоился, разгуливай вокруг вооруженная охрана или толпы любопытных, пускай враждебные, или еще какие. Любая определенность лучше, чем это — просторный пустой дом, крякающие лягушки в стенах, белый профиль Рафаила и непонятная женщина.
Становилось не то чтобы страшно, а неприятно, как во сне. Нажимаешь, оно подается во все стороны, как резиновое, не прорвешь, одна надежда — проснуться…
Да, надо вырываться отсюда.
Дхарма вернулась, смотрит. Он кивнул ей, Володе сказал: «Ты, значит, посиди, а мы потолкуем». Подошел, присел на лежанку с нардиками. Как обращаться — «Дхарма» или «Мин»?
— Мин, я слышал голос Брахака. Он говорил об опасности?
Она сидела, зажав руки между коленями.
— Опасно… сопротивляться тем… кто придет за вами… — мысленно переводил он ее слова, — чтобы отвести вас… к железной дыне.
Неожиданно и фальшиво он осведомился:
— Разве мы мешаем кому-либо?
Она промолчала. Колька заглянул ей в лицо, и взгляд его отдернулся, как рука от раскаленного металла. Он отвернулся будто бы посмотреть на Рафаила, а глаза ее горели на нем, как два ожога.
Очень хотелось курить. Он шесть лет не курил. Сейчас руку бы отдал за сигарету. Смотрит! Сидит такая, какая есть — тонкая, гладкая и округлая, и коричнево-матовая, как старая скрипка — смотрит… Сопротивляясь неслыханному томлению, он злобно подумал что такие глаза надо под паранджой прятать, наглухо, насовсем…
Он разозлился — давно было пора. Злость отшибает сексуальные эмоции. Он хочет вернуться, и он вернется, тоже мне обольститель, светловолосая бестия… Злобно фыркнул на Бурмистрова — проверку придумал, экспериментатор! А ну, Карпов, прекратите эмоции… «Тик-так, тик-так, не стучите громко так». Вы еще не влипли, Карпов, и, будем надеяться, благополучно вернетесь в городок, под осенний мелкий дождичек…
Девушка молчала. Он спросил четким, официальным голосом:
— Кто желает нам зла, Дхарма?
Она ответила сдержанно:
— Раджаны никому не желают зла, Адвеста.
— О чем же толковал Брахак?
— Ученые Равновесия недовольны вашим пришествием…
— Постой, во имя Равновесия… — он перебил ее и осекся. За шесть часов в него вдолбили даже обиходные выражения: «Во имя Равновесия» — а он и знать не знает, какой в них смысл.
— Это ваше Равновесие, это… это охрана?
Он бы спросил: «Это полиция?», но слова не знал.
— Охраняют Охотники… — Она прищурилась на Кольку, подняла ладонь движением властным, ловким и очень выразительным: сейчас она объяснит именно то, что его интересует. — Охотники охраняют Равновесие от всего, живущего по ту сторону Границы. Он всего живого, с чем не могут справиться наматраны…
— Наматраны?
— Животные и растения, охраняющие Равновесие на Границе.
— А! Вовк, я тебе рассказывал.
Володя ухитрялся писать, балансируя блокнотом на колене — левой рукой придерживал очки. Дхарма теперь смотрела иными глазами, просветленными от любопытства, и вся ее фигурка выражала пронизывающий интерес. «Почему вы Головастые?» — задала загадку!
— Три солнца прошло, — заговорила она, — и три солнца я думала. Как все ученые, прослышавшие о железном доме… Охотники прошли на Птицах всю землю, Головастых нигде не встретив, — о-а, огромные кузницы построили железный дом! Таких нет на Земле… — Она как бы делала усилие, чтобы спросить, и не могла… — Врач Лахи думает, что вы рождены подобной Земле планетой, спрятанной за Солнцем…
— Изящная гипотеза, — пробормотал Володя. — Зеркальное отражение…
— Это говорил бритый, Врач, — быстро пояснил Колька. — Ахука —астроном, эх — куда же он подевался? Нет, Дхарма, мы не с планеты, спрятанной за Солнцем, мы… мы…
— Не знаем, как наша Земля соотносится с вашей, — механическим голосом подсказал Володя.
Колька перевел. Девушка кивнула, пылая от смущения, как черная роза на солнце. Обычаи, что ли, запрещают им расспрашивать гостей?
— О Границах я скажу, Адвеста. Пришествие ваше означает, что Равновесие имеет иные Границы, сверх известных нам. Но первый закон Границы приложим и к железному дому: «Случайное полезно. Намеренное — вредоносно».
— Не понимаю.
— Я понимаю, — сказал Володя. — Продолжай.
— Намеренное вредно… А мы, Охотники, намеренно ввели вас в Равновесие, мы нарушили закон. Границы, ибо не могли вас прогнать, ибо Раф-фаи был ранен, и никогда прежде Границы не пересекались Головастыми. Нам должно было вас прогнать, Адвеста…