Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
— О таком разве говорят вслух? — шаг навстречу. Смело и уверенно. Бонни сжала кулаки, чтобы свирепость ее натуры была под контролем еще какое-то время, чтобы не показать свою слабость.
— О таком не молчат!
Она влепила ему пощечину, высвобождая огонь наружу. Теперь он стал пожирать порядок, стал пожирать внешнее спокойствие.
Все снова уничтожалось.
Локвуд выпил еще один глоток трезвости. До него ужас происходящего доходил постепенно: сейчас вот пришло осознание неотвратимости произошедшего. У Бонни была обоснованная ненависть, устанавливался факт причинно-следственной связи. И ужас
— Уебывай из моего дома, — сквозь зубы процедила девушка, как только Тайлер снова повернулся к ней. — И больше никогда — слышишь? Никогда! — не появляйся в моей жизни!
Он отрицательно покачал головой, потом ринулся к девушке, схватил ее за плечи и приблизил к себе. Ему хотелось защитить ее. Снова. Потому что он умел защищать. Потому что ему хотелось быть сильным рядом с ней, как Деймону — рядом с Еленой.
Люди похожи друг на друга сильнее, чем кажется на первый взгляд.
— Я засажу его, Бонни. Я завтра же подключу все связи и…
Из горла обезумевшей вырвался крик. Остервенелость — теперь это уже обычное амплуа Бонни. Беннет скинула с себя руки Тайлера, вырвалась из его цепких объятий, оттолкнула. Потом устремила на него полный ненависти и боли взгляд. Взор ее глубоких глаз проникал в самую душу, разбивал покой и лишь подливал масло в бесчинствующий огонь. Бонни, такая красивая и рьяная, была сломанной и растоптанной. Униженной. Оскорбленной.
Никем не защищенной.
Девушка ринулась к мужчине, схватила его за ворот рубашки и приблизила к себе. Странно, но слезы на ее лице уже не удивляли ни ее, ни его. Только вот теперь между ними разорвалась любая недосказанность, теперь они были откровенны, как никогда. Теперь они знали друг друга наизусть.
— Оставь меня, слышишь? — прошипела одичалой кошкой. — Что ты еще хочешь от меня? Добить? Так я добита, Тайлер, не трать силы!!!
Борьба душ трансформировалась в противостояние физическое.
Он схватил ее за запястья, попытался оторвать руки от себя, но получилось не сразу. Бонни, как первобытный человек, снова закричала, снова попытался выблевать свою боль с помощью первоклассного мата и ора. Не получалось: шипы боли вонзались в душу. Ощущение обнаженности и опороченности разрывало изнутри, не оставляя и шанса на надежду.
Девушку оттолкнули, швырнули на диван. Бонни не мирилась с насилием над собой. Она привыкла, но не мирилась. Подорвалась, ринулась на Локвуда, но тот сумел ловко перехватить эту обезумевшую пантеру и стиснуть в своих объятиях.
— Ненавижу! — она кричала в бессознательном сознании, пытаясь вырваться и царапаться. Она так сильно хотела доказать несгибаемость своего духа, что напрочь забывала о главном принципе: чем неуязвимей тем ты кажешься, тем меньше против тебя оружия. — Ненавижу!!! Ненавижу!!! Отпусти!!!
Последние слова стали причиной кашля, надрывного и раздирающего горло. Девушка стала сотрясаться в судорогах, перебороть приступ не получалось. Слезы, кашель, головная боль, растоптанные чувства — это скоро войдет в привычку. Уже начало входить.
Ей было тяжело перебороть кашель. Тайлеру было жаль, и он хотел укрыть этого ребенка, хотел защитить от сего мира. Локвуд потащил Беннет на кухню за собой, та и не пыталась противиться — слишком уж была увлечена своим приступом.
Локвуд усадил Бонни на стул, налил теплой воды в стакан и поднес стакан к лицу девушки. Та попыталась увернуться: принимать помощь от мужчин слишком уж отвратительно. Принимать помощь от Тайлера — тем более.
Он схватил ее за подбородок и влил в ее горло воду. Теплая жидкость успокаивала покрасневшее и поцарапанное горло. Когда приступ прекратился, Беннет нашла в себе силы отшвырнуть стакан и еще раз замахнуться на Локвуда. Стекло разбилось. Остатки воды разлились. Тайлер снова оказался сильнее. Бонни снова оказалась в стали его объятий.
Она сжала зубы, с ненавистью уставившись на него. Он же, дождавшись гробовой тишины, уверенно произнес:
— Я не буду это афишировать! Не буду тебя этим терроризировать, пойми же! Я просто хочу, чтобы этот ублюдок получил по заслугам после всего, что он с тобой сделал! Я же видел, что он сделал с тобой!
Эта девочка с синдромами и истериями была такой хрупкой и беззащитной в его объятиях. Эта девочка с ненавистью во взгляде и шрамами по всему телу, она оскалилась, а потом процедила:
— Ты думаешь, что я больше всего хочу именно этого? Ты думаешь, что так ты облегчишь мою участь?! — она выдержала секундную паузу, а потом выплюнула: — Да я сплю и вижу, чтобы забыть все это! Чтобы не думать об этом! А ты появляешься посреди ночи с этой бумажкой, копаешься в моей душе, бередишь раны, а потом заверяешь, что все будет в порядке! Сейчас меня уничтожаешь только ты, Локвуд!!! Ты разрушил все мои принципы, ты разбил мое сердце, а теперь еще и тычешь меня носом в мои же осколки прошлого! Я ненавижу тебя сейчас сильнее, чем своего отца. Слышишь?! Я никого и никогда так ненавидела, как тебя!
Она замерла. Ее напряженное тело в его руках его беспокоило. Ее взгляд, устремленный только на него, сводил его с ума.
Тайлер опустил руки, выпуская девушку. Та мигом отпрянула, оперлась о стол и опустила взгляд.
Хаос в доме после их общения был ничем по сравнению с хаосом в их душах. Маски были сорваны. Души оголены. Правда узнана.
А где облегчение? Это как разворачивать большой подарок в красивой упаковке и видеть, что внутри ничего нет. Над тобой посмеялись. Тебя обманули. Это всего лишь чей-то розыгрыш, не более. Не стоит воспринимать близко к сердцу.
Такой подарок Бонни получает не в первый раз.
— Прости, — прошептал он. Тишина, возникшая внезапно, после такого безумия, была тягостной и уничтожающей. Терпеть ее не было сил.
— Просто уходи, Тай, — тоже шепотом. Голос дрогнул: слезы снова сыграли в предателей. — Пожалуйста, просто исчезни из моей жизни.
Он не собирался исчезать из ее жизни. Даже если бы захотел — не получилось бы. Ведь когда мы кому-то вверяем свою тайну — против воли или по собственному желанию значения не имеет, — то пришиваем нитками этого человека к себе. Твоя тайна становится его тайной. Твоя боль становиться его болью. А ваши души сливаются воедино, и разорвать эту связь уже невозможно.