Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Но Тайлера влекло к этой поломанной девочке Бонни, избитой и истерзанной, замерзшей и забытой, пыльной и поломанной. Влекло, как жадного человека влечет злато, как голодного — пища, как обезумевшего — спокойствие.
— А в четвертом измерении прошлое, настоящее и будущее сосуществуют, Бонни, — он захлопнул дверь и сделал несколько шагов навстречу. Сегодня ночью он вверил ключ от своего сердца Елене, сегодня утром ключ от своей машины — Бонни. Теперь осталось сделать ставки: кто сможет оценить этот жест щедрости. По-настоящему.
— Так что гипотетически…
— Гипотетически тебе
Жестоко.
— Убирайся, — она развернулась, подошла к журнальному столику и затушила сигарету о какой-то журнал. — Если бы мне гарантировали безнаказанность моего преступления, ты был первым, кого бы я пристрелила.
Он не внедрялся в ее личное пространство, не оставлял физические увечья и не желал докричаться. Где-то в глубине души он знал, что уже достучался. Что она выгонят его не потому, что он напомнил о призраках прошлого или демонах настоящего.
А потому, что он сам стал ее личным демоном, терзающим ее душу, разрывающим ее сердце.
— Ты мазохистка, — тихо произнес он, засовывая руки в карманы куртки и глядя в спину девушке, которая вжалась руками в стол так, будто сейчас упадет. — Танцуешь на битом стекле и всякий раз отталкиваешь меня, когда я хочу помочь тебе остановиться.
Она шмыгнула носом, вытерла слезы и потянулась к пачке сигарет. Она уже не помнила, сколько сигарет скуривала в день, не думала, чем это чревато и плевала на то, что запах сигарет — далеко не самый приятный. Просто так она будто заполняла пустоту внутри себя. Эту бесконечно поглощающую пустоту, которая разрывала ее изнутри.
Тайлер подошел быстро, схватил девушку за руку и резко развернул к себе. Во взгляде той было отчаяние, замаскированное под злобу.
— Прекрати.
— Я тоже прошу тебя прекратить, но ты этого не делаешь! Отпусти меня!
Она хотела вырваться, но вместо этого попала в крепко-стальные объятия парня, который хочет вытащить ее из ямы.
И дело здесь не в любви, не в физическом влечении или золотой лихорадке… Дело в том, что иногда нам просто хочется быть сильными или слабыми рядом с кем-то. Хочется быть таким другом, каким нам еще ни разу не удавалось. Хочется чувствовать и разделять боль. Хочется успокаивать и успокаиваться. Или читать стихи какого-нибудь поэта. Или дорожить и понимать, что вот именно он, именно она — эпицентр нашей вселенной. Просто знать, что этот человек будет рядом с тобой всегда, какую бы гадость ты не совершил и как бы сильно не оступился.
Считайте это каплями человечности, проступающими через смолу цинизма и расчетливости.
Девушка в ответ на такую дерзость не захотела сопротивляться, кричать и пытаться вырваться. Она просто подалась навстречу, крепко обняв Локвуда и выдохнув. Заплакать не получилось. Но успокоиться… Успокоиться вышло.
О человек! Ты так часто метаешь о чем-то удивительном, идеальном и великом, что когда ты это получаешь, то отказываешься принимать этот дар. Потому что твой, навеянный тупыми фильмами и дешевыми книгами, скептизм отвергает нечто благородное и искреннее. О человек! Когда ты устаешь жить, когда ты падаешь и больше не поднимаешься — почему ты думаешь, что слаб, низок и жалок? Почему не протягиваешь руку и так боишься снова довериться? О человек… Обреченный, растерзанный и униженный! В твоих слабостях нет стыда! Лишь боль и сожаление…
Лишь сигаретный дым.
Она не помнила, когда в последний раз кого-нибудь так обнимала: с упоительностью, страстью и желанием высказать все, что накопилось в душе. Она не помнила, чтобы чувствовала себя так, словно после долгих странствий вернулась, наконец, домой. Туда, где ее ждали и где рады ей любой: свирепой и нежной, прокуренной и свежей, грубой и робкой.
Он прижал ее к себе еще крепче. Ее, озябшую и продрогшую. Ее, сломанную и позабытую. Она никогда не знала, каково это: когда в тебя верят, когда тебя поддерживают. Она не помнила, каково это: жалеться кому-нибудь, разделять с кем-то свою боль.
Тайлер объяснил ей эти теоремы заново.
Отстранив, но не оттолкнув от себя, Бонни, Локвуд положил ладони на лицо своей подопечной, заставляя ту концентрировать внимание только на себе самом. Слова, правда, разбивались на осколки, все красивые фразы забывались, уступая место лишь для молчания. Молчания, которое высказывало намного больше чем речи.
И если Бонни боялась доверившись снова обжечься, то Локвуд боялся взаимности. Именно такой взаимности, которая должна быть между любящими и дорожащими друг другом людьми. Именно такой взаимности, какой у него не было с Еленой. Тайлер знал все о Бонни, каждую грань ее натуры, каждый оттенок настроений, каждый взгляд. Но он ничего не знал о Елене, не подпускающей его ближе, чем она это считает нужным. Скорбь в сердце Беннет поутихла, но возросла в сердце Локвуда.
Он опустил взгляд и отпустил девушку из своих объятий. Ему следовало уходить. Все что он мог сделать — он сделал. Дальше лишь работа Беннет над самой собой.
Когда в доме снова стало тихо и холодно, Бонни подошла к дивану и медленно села. Она уставилась в одну точку, не желая больше противиться самой себе и отрицать очевидное. Пора было бы смиряться с действительностью.
Девушка медленно поднялась, подошла к тому месту, где лежали ключи и подняла их. Она прижала ключи к своей груди, словно это было самое ценное и самое дорогое в ее жизни. Потом Беннет неспешно накинула куртку на плечи, обулась в сапоги и вышла на улицу. Ноябрь встретил ее холодными объятиями и безжалостными завываниям ветра. Сняв автомобиль с сигнализации, Беннет открыла дверь со стороны пассажирского сиденья и села внутрь.
Красивая, дорогая и одолженная на неограниченный срок машина была пропитана ароматом парфюма Локвуда. Девушка оглядела салон, чистый и опрятный. Мужчины ведь всегда за машинами присматривают больше, чем за женщинами — эта мысль не могла не вызвать на губах Беннет некое подобие улыбки.
А потом Бонни открыла бардачок. Просто так. Из любопытства. Там лежала книга автора, мелодика чьих стихов отравила кровь и сознания. Достав ее, девушка открыла сборник стихов на закладке, преднамеренно положенной на нужной странице.