Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
— Прости, — она растянула первые звуки этого слово, акцентируя на нем внимание. — Я не могла встать с постели несколько дней. Не могла открыть глаза. Поднялась температура. Я даже до туалета дойти не могла.
Бонни, видя, что ее слова не слишком убедительны, резко поднялась и, подойдя к Елене, задрала футболку, обнажая продольные ножевые царапины — сувениры от шайки Клауса. Гилберт увидела уродливые кривые рубцы и ощутила, как кровь в ее жилах стало слишком горячей. Она ошпаривала.
Елена отрицательно покачала головой, беря сумку и медленно
— Это неправда, — приступ-неверие. Последствия: оцепенение, шок и сожаление. Когда пережил свой ад, чужой воспринимаешь уже ярче. Не приходится предаваться наигранности, претворяться, ведь ты уже знаешь, на что способны люди. Как ты на это можешь отреагировать.
Бонни опустила футболку, хватая Елену за плечи и разворачивая ее к себе. Дым не развеялся, он стал еще более густым. Но Беннет видела, что сквозь пелену проступали отчаяние и сожаление.
— Не хочу тебя терять. Ты – все, что у меня осталось. Пожалуйста, пойми, что это дерьмо случилось с нами одновременно, и я просто не могла…
Елена зарылась руками в волосы. Ее сумка упала на пол. И молчание, и шок, и безысходность — это накапливалось в воздухе тяжелым свинцовым облаком, которое разрасталось и разрасталось. Оно пожирало воздух, вырабатывало углекислый газ и становилось причиной удушья.
Только сердцебиение и звон в ушах напоминали о том, что смерть еще не наступила.
— Я знаю, — Бонни шептала, сжимая плечи подруги, за ее наличие в собственной жизни она почему-то отчаянно боролась, — знаю, что это не сравнится с тем, что пережила ты. Я просто хочу, чтобы ты поняла меня.
Елена резко скинула руки с плеч. Нет, она не плакала. Выкричала уже все свои эмоции. Даже на выходки Сальваторе Гилберт теперь не реагировала, а что говорить об откровениях Бонни? Она не плакала. Но ее стиснутые до боли в пальцах кулаки, туман во взоре и эта невозможность выдавить хоть слово говорили больше, чем сказали бы слезы или приступы отчаяния.
— Я просто доверилась не тем. Просто попала в плохую компанию.
Бонни устала. Она поправилась, но вот симптомы все еще не прошли. Отсутствие аппетита, немного повышенная температура и чрезмерная усталость — это послевкусие от феминистского яда. Беннет уже свыклась с физическим недугом. Да что такое физический недуг в сравнении с разорванной на ошметки душой? Но сейчас девушка чувствовала, что стоять на ногах она больше не может.
Бонни отошла от Елены, села за стол и взяла свою кружку с остывающим чаем. Елена же в ступоре медленно села, устремляя взгляд на какую-то только для нее зримую точку.
Начался процесс интоксикации. Скоро появятся рвотный рефлекс, головокружение и головная боль.
Гилберт сделала глубокий вдох, медленно поворачиваясь в сторону Бонни. Будь тут Деймон, он отметил бы, что Мальвина снова копирует повадки Британи Мерфи. Фальшивка.
— Я не закричала, — тихо промолвила Бонни. — Я не доставила им удовольствия.
Елена хотела что-то сказать, но не могла. Она резко положила руки на стол, протянула их к руками Бонни и схватила девушку за запястья. Беннет взглянула на их столь сакральное и чувственное прикосновение, а потом посмотрела на Гилберт.
— И ты меня прости, — шепотом на выдохе. Мальвина, красивая девочка с горячим сердцем и остервенелой душой, сейчас была слишком отчаянной, измученной, но понимающей... Бонни, смелая девочка с разбитым сердцем и прокуренной душой, сейчас была слишком уязвимой, изувеченной, но отзывчивой. Она тоже отчаянно схватилась за запястья своей подруги. Так держатся люди, один из которых падает в пропасть. Если верить фильмам, по крайней мере.
Они смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Эти две подстреленные орлицы, они были уязвленными и опустошенными, но все еще верили в то, что способны парить. Жалкое зрелище.
— Ты ведь ушла из «NCF», да? — теперь Елена не боялась реакции. Сейчас, когда все пороки были обнажены, не страшно было что-то спросить. Гилберт усваивала новое правило жизни: когда монстрам в душе ты даешь свободу, то сам становишься свободнее.
— Ушла, — Беннет не разрывала зрительного контакта.
Их хватка усилилась одновременно. Они словно убеждались, что все еще есть друг у друга, что-то, что происходит — вполне реально, вполне ощутимо, что это не иллюзия.
Елена попыталась улыбнуться — не вышло (честно сказать, у нее это получится чуть позже, с тем, с кем этого следовало бы ожидать меньше всего).
— А я вот подсела на стихи, — так же спокойно и уверенно. Голос снова не дрогнул. Смирение в некоторых случаях может быть ужасающим.
— А я забросила книги. И с парнем стала встречаться.
Бонни тоже не сумела улыбнуться — лишь выдать что-то наподобие вырезанной полуулыбки.
— Кажется, мы поменялись местами… Так, что там с твоим парнем?
3.
Возле ступенек колледжа девушки стояли еще около десяти минут, говоря совершенно на отвлеченные темы. Они держались за руки, не в силах насытиться друг другом. Перед смертью ведь улучшение наблюдается — уже доказано.
До тошноты надело откладывать все слова добра и самые чистые искренние эмоции на потом. До безумия хочется быть честным, откровенным. Да, они обе потом пожалеют об этом, но сейчас! О, великое «Сейчас»! Дьявол живет не в аду, а в одном лишь слове «сейчас»! Оно соблазняет нас на свершение ошибок, опрометчивых поступков.
— Там кстати сейчас новый фильм с его участием выходит, — произнесла Елена, — может, сходим на выходных в кино?
— Конечно, — улыбнулась Бонни. — Давненько мы с тобой…
Оклик разорвал гармонию, «сейчас», мысли. Все снова разрушилось. Тот, кто создал этот мир явно не имеет склонностей к перфекционизму…
Девушки повернулись в сторону голоса. Возле припаркованной машины стоял Тайлер с этой его неизменной улыбкой на губах. Парня нисколько не торкало то, что Елена общается с Бонни: он махал ей рукой, не сводя взгляда с возлюбленной.