Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Заказ привезут еще нескоро, а съездить в те же катакомбы, где так часто Сальваторе развлекался, или пройтись по парку, пока что нет возможности. Поэтому Деймону ничего не оставалось, как сесть рядом, обнять девушку за плечо и лишний раз — хотя бы осязанием! — доказать, что жизнь все еще продолжается: планета не сошла с орбиты, солнце не потухло, и до Венеры долететь пока что нет возможности.
Он сел осторожно возле человека, которого считал врагом до недавнего времени, делая все так, как считал нужным. Гилберт больше ничего
3.
— Почему ты это делаешь? — она сидела под теплым пледом, внимательно разглядывая Тайлера, молчавшего уже около нескольких минут. Для Локвуда это был просто личный рекорд.
Температура не спадала, как не исчезали боль, ощущение слабости, тошнота и головокружение. Единственное, что могла Беннет — смотреть. И то, шторы по-прежнему оставались плотно задвинутыми, так как яркий свет слепил, и глаза слезились.
Тайлер Локвуд. Его имя отпечатывается на сердце сеткой мелких неглубоких царапин. Они под натиском слов или поступков дают импульс появлению следующих царапин. Это как встать на хрупкий лед — одна трещина способствует появлению других: более мелких.
— Зачем заботишься обо мне? Я не понимаю этого.
Парень словно вынырнул из своих мыслей. Выпрямился, огляделся и, сконцентрировав свое внимание на Бонни, чему-то глупо и рассеяно улыбнулся.
— Я уже говорил: я просто хочу это сделать.
— Просто ничего не бывает, — перебила девушка, кутаясь плотнее в плед. Бонни бил озноб, и девушка никак не могла согреться уже в течение нескольких минут. Тупая боль сковывала затылок и виски, словно кто-то сжимал голову чем-то металлическим. — Не в нашей жизни…
— Бывает.
Он подсел ближе, внимательно посмотрел на девушку. Было во взгляде этого парня что-то проникновенное и теплое. Что-то родное. Бонни подумала, что именно такой взгляд должен быть у родителей, которые любят своих детей.
Болезненная тема для разговоров и размышлений. Сразу появляется неприятный привкус разочарования и отвращения. Сразу появляется послевкусие отчаяния. Горькое, как какая-то таблетка, которую просто необходимо выпить.
Локвуд тем временем снова улыбнулся, выпрямися и сказал в свойственной ему гласной манере:
— Цвет кожи и пол для меня не показатели. В том смысле, что я считаю, что вообще не важно, что представляет собой человек, если он нуждается в помощи. Либо помогаешь, либо нет, и неважно девушка это парень, феминистка или какой-нибудь сексист…
Царапины на сердце становятся глубже и длиннее. Новая сеточка распространяется по сердцу, болезненно его сжимает. Озноб достигает своего апогея, и вот — мелкая дрожь проходит по коже. Сонливость развеивается как табачный дым, оставляя после себя лишь едва уловимый терпкий аромат.
— И что тогда для тебя показатели? — произносит Бонни, ощущая хрусталь холода на своих плечах. Тайлер едва заметно улыбается, потом опускает взгляд… Почему он это делает?
— Степени отчаяния. Поступки человека…
— Я совершала плохие поступки, — моментально отвечает собеседница, и в ее голосе появляется едва заметная нить стали и раздражения. Словно та темная сторона Бонни, ненавидящая мужчин и желающая испытать кайф от ощущения агрессии, получила подпитку и теперь готова снова вступить в бой с охватившей душу нежностью и благодарностью…
— Степень отчаяния. Поступки человека, — зачем-то повторил Локвуд. — И осознание того, что эти самые поступки были далеко не лучшими.
Медленно-медленно трещит по швам ненависть. На мелкие лоскутки рвется цинизм. Освобождается место для нежности и смирения. Смирения с тем, что тогда, в детстве, пришлось стать жертвой отцовской чрезмерной любви. Смирения с тем, что того, что случилось, не выкинуть из своей души и из своей памяти. Смирения с тем, что жестокость не знает границ.
Смирения с тем, что есть люди, которым не плевать.
Девушка поджала колени, обняла ноги руками, закрывая глаза. Ей бы надо обо всем подумать и разобраться. Ей бы надо хорошенько разобраться во всем.
Гаснет фитиль ненависти, но от этого легче не становится. Детская обида, унижение и ощущение одиночества медленно заполняют пространство комнаты, вытесняя воздух и тем самым способствуя появлению вакуума. Хотелось бы верить, что все случившиеся было просто сном. Хотелось бы так думать…
Но сны, как правило, забываются. А этот кошмар слишком уж врезался в сознание. До мельчайших подробностей.
Девушка выдохнула, подняла голову и внимательно посмотрела на Локвуда. Он улыбался, ожидая ответа на свою реплику. Все еще ожидая ответа. Бонни отрицательно покачала головой, потом легла на бок, свернувшись калачиком и предаваясь анализу своей жизни…
Вот Тайлер больше похож на сон. Вечно в какой-то дымке таинственности и загадочности. Да и потом, таких как он, просто-напросто, не существует. Слишком красивая сказка. Слишком уж это идеальный человек.
Слезы вновь скатываются по щекам, уже, правда, без истерик и желания закричать во все горло. Просто скорее рефлекторно. Просто уже обычное состояние.
Тайлер Локвуд. Как панацея и смертельный вирус одновременно. Он поражает центральную нервную систему, вызывает боли в районе сердца и способствует повышению температуры. Тайлер Локвуд. Как кататония или истерия. Как тульпа, которая появляется в результате одиночества или сломленной психики.
Она помнит свою жизнь если не до мельчайших подробностей, то достаточно хорошо. И во всех фрагментах нет ни одного, где была бы такая же забота. И это пугает, потому что первый раз — всегда болезный и малоприятный, не важно секс это, сигареты или благодарность и чувство трепета.