Одесситки
Шрифт:
Что осуждать эту Надежду? У каждой девушки есть первая любовь. У одних она счастливая, на всю жизнь, у других такая, как у этой Надежды из магазина. И у неё была, она приложила руку к сердцу. Господи, как давно это было, а помнит всё, как будто бы это было только вчера.
ДЖОВАННИ
Анна торопилась на работу в порт. Опаздывала. Вторые сутки лил дождь, на море штормило. Накануне за смену промокла до нитки, работая на верхней палубе. Вот уж второй год она работала учётчицей. Как исполнилось шестнадцать, так с отцом в порт подалась. Утром туда, вечером в школу. За ночь её единственные туфли не просохли, пришлось надеть эти деревяшки. Ноги, хоть и в носках, но в момент стали мокрыми и скользили по деревянной колодке. Того и гляди слетят с ног. Вроде тучи разгуливаются, временами даже солнышко проглядывает,
Что сами-то жрать зимой будем? Уже сейчас всё по карточкам, за хлебом очереди, когда такое осенью было? Мать с отцом тоже шепчутся, говорят о надвигающемся голоде. Она слышала, как отец ответил: «Ну, нас море как-нибудь прокормит, а как село выживет? У них всё забирают. Мои парни вернулись с обозами, такое рассказывают, не поверишь. За колосок детей сажают. Явно подлецы Советской власти навредить хотят, что-то затевают». — «Пава, только ты уж помалкивай, дай мне слово». Больше Анька ничего не слышала — уснула.
Молодой помощник капитана Джованни с утра заступил на вахту. Вторые сутки не могут закончить погрузку зерна, всего ничего осталось, погода не даёт. Наконец солнышко показалось, он снял с себя дождевик, отряхнул его и мельком бросил взгляд вниз на причал. Две девчонки-учётчицы болтали между собой, посматривая на него, как бы невзначай. Джованни поднёс бинокль к глазам: н-да, посматривают в его сторону. Та, которая только что сошла по трапу, вероятно, уже смену свою отработала: сидела под навесом, лузгая семечки и не сплёвывая очистки. Шелуха удивительным образом свисала у неё с нижней губы, так у них в Италии умеют есть семечки женщины сицилийской деревни.
Чему они радуются, эти девушки? Голодные, в старых тряпках, только в России женщины в порту работают, даже девчонки. Что они строят? Одни плакаты, когда их энтузиазм кончится? Наверное, когда последнее зерно отгрузят, идиоты. Хоть бы сегодня закончить, а там Неаполь и домой. Он хорошо в этом году заработал, в Одессе нужно на берег сходить, отовариться в местном «Торгсине». На Рождество здесь можно купить и золото, и антиквариат, на хлеб всё выменивают за бесценок. Дикий народ, без бога и царя в голове. За один день могут жениться и развестись, не то что у него на родине. Он тяжело вздохнул, ещё раз посмотрел на девушек. Родители давно его обручили, и как он ни тянет с женитьбой, а всё равно придётся. Закольцуют этой весной на Пасху, а то невеста совсем перезреет. Он опять посмотрел на девушек, а вторая посимпатичнее будет, ладненькая. Вот бумаги забрала, значит, к нему на пароход пожалует. Ну и вид у неё: кофта какая-то, юбка парусиновая и на ногах деревянные башмаки. А гордо как ступает, ей всё нипочём. Джованни улыбнулся, глядя, как девушка ловко, не держась за канат, поднимается к нему по трапу.
Пароход равномерно раскачивало, и он то отдалялся от пристани, то наваливался одним боком с такой силой, что трап подпрыгивал от ударов. В одну секунду учётчица взмахнула руками, потеряла равновесие и шлёпнулась в воду между судном и причалом. Джованни, не раздумывая, спрыгнул за ней. Одна мысль была у него на уме: только бы найти её в воде и не дать вынырнуть. А вот и она, барахтается наверх. Нет, нельзя, ко дну надо, там места больше и не раздавит в лепёшку в следующую волну. Тащить её нужно к носу судна. Сильная какая, пытается вырваться, плавает хорошо, только бы успеть к свету, свободной воде, подальше от судна. Девушка сопротивляться перестала, наконец он вынырнул, не выпустив из руки волосы девушки. Хлебнула, быстрее, надо успеть...
На причале толпился народ. В основном докеры — молодые мужчины, но никто из них не бросился в воду помочь итальянцу. Только руки с причала тянули, кинули спасательный круг, веревку. Помогли девчонку вытащить, потом один жлоб, не вынимая папиросу изо рта, помог и Джованни вылезти на пирс. Все хлопали итальянца по спине, лезли к нему с поцелуями, обдавая его мерзким запахом ртов и докерского пота. Девчонку обступили, она лежала неподвижно, парусиновая юбка задралась до талии, обнажив ровненькие стройные ножки, мокрые белые трусики просвечивались. Кофточка задралась вместе с ситцевой нижней рубашкой, обнажив маленькую грудь с острыми сосочками. Лицо начинало синеть. Джованни нагнулся, отдёрнул на ней юбку, повернул голову девушки набок. Потом засунул в рот ей свои пальцы. Ловким движением забросил её тело животом к себе на колено. Несколько раз сгибал неподвижное тело, пока изо рта не пошла вода, девушка вздрогнула, он посадил её у себя между ног, придавливая одной рукой живот, а второй наклоняя ее вперёд.
Что кричали вокруг, он не понимал. Только знал своё дело — спасти её. Из лёгких должна выйти вся вода, он продолжал переворачивать девушку, пока сам не выбился из сил. Тогда русские сами её взяли на руки и отнесли куда-то. Он встал, покачиваясь, посмотрел на свой пароход, откуда он спрыгнул, голова его закружилась. Он сам чуть от ужаса в обморок не упал.
Хорошо, команда подоспела, итальянцы подхватили его под руки и подняли на борт в спущенной на канате люльке. От капитана ему досталось по всем статьям. Не имел он права ни при каких обстоятельствах покидать свой пост на вахте, не по чину совершать такие мальчишеские поступки. Не говоря уже о том, чтобы так рисковать своей жизнью. Но вечером в его каюте собрались все — пили вино, пели песни. Сам виновник торжества лежал в постели, его знобило, болело всё тело, перед глазами снова и снова всплывало лицо спасённой девушки. Какая хорошенькая, большие серые глаза, густые ресницы, ровненький, чуть курносый носик, и губы, особенно верхняя припухла, приподнятая кверху открывала ряд жемчужных зубов. Золотистые мокрые волосы, и пахло от неё морем и чистотой ребёнка. Красивые всё-таки у них женщины, ещё бы погода была б потеплее. Как они в таком холоде живут? И опять перед ним возникла девушка, лежащая на пирсе с задранной юбкой и кофтой. Правильно отец говорит: жениться пора. Если бы на такой, ни одной минуты не раздумывал бы. Все матросы на судне языками цокали: белла, беллисимо, беато, беато...
Утром Джованни проснулся рано и первым делом, глядя на потолок, хотел представить себе лицо русской девушки, но как он ни старался, ничего не получалось, только расплывчатая фигурка, лежащая на грязных камнях. Теперь в Россию до весны рейсов не будет. Черное море только с виду такое тихое и спокойное. Вон какой шторм, не меньше шести баллов, хватит разлеживаться, герой, пора на вахту.
Анну тогда никто не ругал, и так пострадала, чуть не погибла. Матери от отца досталось, не мог успокоиться, как она могла отпустить эту дуру на работу в порт в деревяшках. О происшествии в порту и подвиге итальянского моряка написали все одесские газеты. Только фамилия незадачливой учетчицы осталась неизвестной. Учётчица она и есть учётчица. Что с неё взять?
Только через год, итальянский сухогруз пришёл снова в Одессу. К этому времени о происшествии в порту позабылось, не до того было. О голоде в Советской России писали все газеты. Теперь Россия покупала продовольствие, составы подавались прямо в порт под погрузку и сопровождались усиленной охраной. Джованни стоял на своём посту и ещё с рейда рассматривал город в бинокль. Красивый город выглядел обезлюдевшим. В прошлые приходы в Одессу по Приморскому бульвару прогуливались дамы в шляпах, в дождь под зонтиками, много детей с няньками, детских колясок. А в этот приход город как вымер. Может, правда, что в России люди мрут тысячами. Но Джованни не верил журналистским преувеличениям. Да, они не шикуют, но рабочих кормят в столовых, он сам каждый раз видел, когда выходил в город. Капитан, после посещения таможенников и карантина, всех собрал и объявил, что в город команде не рекомендует выходить. На выгрузку оборудования выделено двое суток, ещё руководство порта придёт поблагодарить Джованни за спасение их портового работника. Обратно грузиться будем рыбопродуктами в бочках, кантовать аккуратно, товар дорогой — икра чёрная. Следить за каждым грузчиком: воруют всё подряд, несмотря на их суровые законы. Руки, правда, не отрубают, но расстрелять могут запросто.
Джованни ждал, переодевшись в парадную форму, поглядывая на берег. За год лицо девушки совсем забылось. Интересно, какая она? Но девушки в составе делегации не было. Ему вручили какую-то бумагу с печатью и подписями. Капитан пригласил русских в кают-компанию, где был накрыт стол, однако эти истощённые люди с бледными лицами от угощений отказались, только пожали всем итальянцам руки и покинули судно. Пришлось отметить награду самим, потом все поднялись на палубу курить.
Джованни её сразу узнал. От проходной двигалась светловолосая девушка, всё в той же кофте и юбке, на ногах у неё были старомодные туфли и белые носки. Она смотрела на пароход, явно ища кого-то глазами. Моряки стали показывать пальцами на Джованни. Смущённо улыбнувшись, моряк поприветствовал девушку — поднёс руку к виску и щёлкнул каблуками.