Одиночка
Шрифт:
— Сообщник? — нерешительно спросил чиновник. — Кто же?
— Вы, например. — Шоппенхауер мило улыбнулся.
Ландгут нервно стукнул рукой по столу.
— Я уже дал понять, как мне неприятен случай с моим сыном!
— Видите, как легко можно попасть под подозрение? — промолвил Шлихтинг.
— Кончайте с вашими поддевками. Шлихтинг! — Воок злобно глянул на улыбающегося дантиста. — Вы тоже не исключение. Не вы ли пришли в тот вечер с опозданием на десять минут?
— И он прошел через двор, — вставил комиссар прежде, чем Шлихтинг успел что-либо сказать. — Это правда, что время преступления установлено между четвертью и половиной девятого? — спросил он Драхвитца.
— Да.
— Значит. Шлихтинг мог уже задолго до этого появиться во дворе.
— Ерунда, — пришел в себя дантист. — Я покинул клинику ровно в двадцать часов!
— И сколько вам потребовалось времени на дорогу до отеля?
— Минут десять, я шел пешком.
— Разумеется, у вас есть свидетель.
— Конечно.
— Кто это?
— Медсестра.
— Ну, это можно было бы проверить, — произнес Шоппенхауер, обращаясь к Драхвитцу.
Шлихтинг вдруг взорвался:
— Почему нас подозревают таким бессовестным образом, да еще оскорбляют? — Он остановился, но, поскольку никто не прореагировал, продолжил: — Ладно, давайте последуем вашей идиотской идее, господин комиссар Шоппенхауер! А вы не подумали о том, что в тот вечер я мог воспользоваться главным входом?
— Вы же всегда проходили через двор, так было и в тот вечер! — Комиссар широко улыбнулся. — Поймите меня правильно, я не утверждаю, что все было именно так, и основываюсь, как и доктор Ландгут, лишь на предположении. — Комиссар посмотрел на антиквара и добавил: — Если мне верно доложили, то вы, господин Воок, единственный, кто в тот вечер все время оставался за столом.
Антиквар молча кивнул.
— А в то несчастливое утро на охоте вы находились на другом берегу речки?
— Да.
— Эти господа тоже?
— Хм.
— Значит ли это, что вы в противоположность Шлихтингу и Ландгуту ни в коем случае не можете быть связаны с произошедшими событиями?
— И вы меня спрашиваете?
— Господин Воок, вы не рассердитесь, если я выскажу еще одну версию?
— Не рассержусь, валяйте! — добродушно ответил Воок.
— Я заканчиваю. Поскольку смертельная пуля вылетела из ружья, выданного вами, — комиссар поочередно обвел всех взглядом и снова остановил его на Вооке, — это значит, что все трое: Ландгут. Шлихтинг и вы, господин Воок, — в обоих случаях сообща планировали преступление и совершили его!
Все вскочили с мест, жестикулируя, набросились на Шоппенхауера и Драхвитца, который с побледневшим лицом прохрипел, что доложит обо всем начальнику комиссара Линдбергу. Пошатываясь, Драхвитц вышел. Вслед за ним устремились остальные.
Фреезе, являвшийся как бы сторонним наблюдателем, тоже поднялся и направился к выходу, но нерешительно остановился на полпути.
— Ну, и чего вы этим достигли? — спросил он, глядя на комиссара.
— Чем?
— Подобной провокацией!
— Должен же я был выманить этих господ из кустов, не так ли? Или вы можете подсказать мне, кто из них убил Геердтса?
— Конечно же, нет, — последовал ответ адвоката.
— Тогда оставим ваши благочестивые притчи о провокации, — произнес комиссар. — А смерть Вебера? Разве это не провокация?
— Вы их действительно выманили, но боюсь, что погнали не в том направлении, в котором вам хотелось бы! Теперь они предпримут все, чтобы удалить вас из города!
Не дождавшись ответа, адвокат вышел. Оказавшись в вестибюле, он увидел Ландгута, звонившего по телефону от портье. Чиновник опустил трубку и крикнул ему:
— Вы не подождете меня? Я сейчас закончу!
Фреезе согласно кивнул и через вращающуюся дверь вышел на улицу. Палящие лучи солнца падали на площадь, и только в проходе под колоннадой было прохладно.
— Давайте пройдем в тенек, — услышал адвокат голос за спиной. Он обернулся и увидел Ландгута. — Жара просто невыносимая. Составьте мне компанию, пока не приедет сын. Я попросил его заехать за мной.
— Вы уезжаете? — осведомился адвокат.
— Мне надо в Киль, — ответил Ландгут, и тут у него непроизвольно вырвалось: — Шоппенхауер должен покинуть город! Я поеду в земельную полицию и привезу сюда кое-кого!
Фреезе промолчал, размышляя о том, что начинают сбываться его предсказания комиссару.
— Не знаю, как вы относитесь к Шоппенхауеру…
— Мне он безразличен. Я познакомился с ним через Вебера. — Фреезе сосредоточенно рассматривал свою ладонь.
— Откровенно говоря, — надеюсь, что вы не обидитесь на меня, господин Фреезе, — я был удивлен, узнав, что вы представляете интересы такого человека.
— Вебера?
— Да. Весь он какой-то несерьезный, да и направление, выбранное им, тоже.
— Вы имеете в виду политическую направленность?
— Конечно!
Адвокат остановился возле колонны и оперся на нее.
— Вебер был в порядке и вовсе не хотел впутываться в дело с Геердтсом. Так получилось против его воли.
— За это он и поплатился.
— По-видимому, теорию о несчастном случае вам нужно было бы обосновать более тщательно, — внезапно произнес Фреезе.
Ландгут резко повернулся.
— Совершенно верно, именно таким было задание Драхвитца. Но тут появляется какой-то непонятный комиссар из Гамбурга и одним высказыванием: «Пуля на утиной охоте» — разносит все в пух и прах!
— Если вы подключите к расследованию земельную полицию, этот случай получит более широкую огласку, так ведь?
Ландгут нахмурился.
— Вы думаете, я не понимаю? Но вы же слышали, какую версию выдвинул Шоппенхауер. И как прикажете к ней относиться?
На площади прозвучал гудок автомобиля. Через опущенное боковое стекло им махал молодой человек.
— Это мой сын, — сказал Ландгут, подавая адвокату руку. — Мы еще увидимся? Как долго вы останетесь в городе?
— Завтра я уеду.