Одна дорога из Генуи
Шрифт:
— Мерзкие трусы!
— На этом берегу остался только один, и он повел себя не как трус. Взял лодку, переправился и, надо полагать, честно сражался.
— Сражался? С кем? Дядя Максимилиан в беде? Что же Вы мне сразу не сказали?
— А и сказал бы сразу, что бы ты сделал? Бросил бы это все и побежал на переправу?
Джованни и Бруно добили раненых и вернулись к золоту и мулам.
— Всех добили? — спросил Фредерик.
— С Беккино было одиннадцать человек и со Шрамом семь, — ответил Джованни, — Стащили в два ряда, можете пересчитать. Всех, кроме священника. Он мог
— Я его даже не задел, — ответил Фредерик и обернулся к Маккинли.
— Шотландский поцелуй, — ответил тот, — Лбом в лицо.
— И все?
— Хм… Да.
— То есть, вокруг ходит самый сильный противник, — грустно сказал Фредерик.
— Думаю, он скорее где-то отлеживается, — ответил Бруно, — Он даже не подобрал свой меч. В сумерках он в своей сутане может под любым деревом лечь или даже если просто отошел в поле и упал, мы его не увидим.
Маккинли сел на пенек, как будто устал. Корсиканцы принялись перекладывать золото из ящиков во вьюки. Фредерик сурово приглядывал, чтобы они не смахнули слиток-другой к себе за пазуху.
— Какое оно маленькое, это золото! — удивился Фредерик, — Шестьсот фунтов влезли бы в один винный бочонок, какой на стол ставят!
— В том-то и дело, мессир, — ответил Джованни, — Но лошади поднимают вес, а не объем.
Маккинли вдруг покачнулся и упал.
— Эй, что с ним? — Фредерик и корсиканцы подбежали к рыцарю.
— Похоже, его ранили, — ответил Бруно, — Вот эта лужица — свежая кровь, это его кровь, а не кровь с одежды.
— Сэр Энтони! Вы меня слышите!
Маккинли не слышал.
— На нем кольчуга! — сказал Джованни. Он попытался снять с рыцаря теплую накидку и наткнулся на стальные кольца.
— С коротким рукавом, — добавил Бруно, — Из руки кровь течет.
— Надо перевязать, — сказал Фредерик.
Вытащил меч, подошел к одному из убитых генуэзцев, распорол дублет по спине и выдрал огромный лоскут из нижней белой рубашки. Номинально белой.
— Ага, сейчас, — Джованни туго перевязал руку.
Не успел он затянуть узел, как Фредерик ткнул его мечом в спину.
— Мессир! — Бруно попытался вскочить, но поскользнулся на траве.
Фредерик сделал шаг и ударил его по голове.
Вытер меч, вложил в ножны.
— Хитрые вы слишком, — сказал он покойникам, — Вдвоем мы бы за вами приглядели, а одного меня вы найдете способ во сне зарезать.
Фредерик стянул с Маккинли кольчугу, поддоспешник и рубашку. Не без труда понял, где конретно находятся раны на перемазанном кровью теле. В кольчуге оказалось две хороших дырки. Под одной порез на нижних ребрах сзади, отменной силы удар. Под другой колотая рана сбоку живота. Это, похоже, брат Витторио постарался. Кроме левой руки еще пострадали оба бедра. В корпус, судя по состоянию кольчуги и тела под ней, прилетело еще несколько ударов тупыми и острыми предметами. На груди под ключицей здоровенный синячище. И в пах, похоже сильно ткнули палкой, но в самое ценное не попали, а попали где-то около сустава.
Надо было раньше раны бинтовать. Неужели он не чувствовал боли?
Оказав посильную первую помощь, Фредерик вернулся к золоту.
— Господа, не угодно ли вам поработать? — сказал он сам себе, подражая акценту
— Когда нет Рыб, Рак тоже Рыбы, — ответил, подражая акценту Устина.
Как все знают, золото очень тяжелое. В девятнадцать раз тяжелее воды. Особенно хорошо это знают те, кому довелось подержать в руках сразу много золота. Для того, чтобы спрятать двести килограммов золотых слитков, потребуется яма объемом чуть больше десяти литров. С обычное ведро. Нет ничего сложного, чтобы выкопать такую яму широким тесаком, снятым с кого-то из людей Шрама. Пока еще солнце не совсем село, снять дерн у корней дерева, покопаться и сложить там все слитки. А монеты взять с собой. Половину навьючить на одного из мулов, половину на коня Маккинли. Сейчас шотландец отлежится, встанет и поедет. Завтра вернемся вдвоем, возьмем каждый по мулу и одним рейсом вывезем слитки.
В целом, как уже понял Уважаемый Читатель, план очевидно плохой и не очень реальный по всем пунктам. Такое мог придумать только излишне самоуверенный подросток, который никогда ничего подобного не делал и вообще не мастер планировать планы, копать ямы, прятать золото и перевозить раненых верхом. В состоянии стресса и цейтнота. Такой, как Фредерик.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — спросил по-французски знакомый голос.
— Совесть замучила? — ответил Фредерик, узнав того, кто отказался ему помогать в Парпанезе.
— Да, мессир, извините. Но лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Лучше, конечно, вовремя. Но что там говорится про раков и рыб?
— Quand il n'y a pas de Poissons le Cancer est aussi un Poissons, — сказал Фредерик поднимавшемуся на берег Массимо.
Глава 49. 15 декабря. К вопросу о конях и доспехах.
Марта и Кокки потеряли союзников-евреев, но вывезли из Пиццигеттоне телегу золота. С ними едет Бонакорси. Он собирался просто проследить за тем, кто заберет золото, но встретил Марту. Она решила, что старый знакомый пригодится и взяла его в долю.
Марта подгоняла лошадей. Пока дорога одна, надо гнать. На выезде из деревни остановились, и Кокки забрал у еврея свои и Марты дорожные вьюки. На выезде из деревни развилка. Пора решить, куда свернуть.
— До Павии и Пиццигеттоне по дневному переходу, но я бы не совался, — сказал Кокки, — Можем встретить линию фронта прямо под стенами. Или фуражиров на подходе.
— Пьяченца?
— Засада была из Пьяценцы. Еще и с Витторио.
— Кстати, кто такой Витторио? Тот монах с мечом?
— Порученец кардинала Чибо и мой ученик. Это значит, что за нами идут еще и Медичи, и епископ Пьяченцы с ними.
— Лоди или еще где-нибудь пересечь Адду?
— В Лоди и на всех переправах имперские гарнизоны.
— Да что такое-то, везде или имперский гарнизон, или французский, или папский! — возмутилась Марта, — Как-то же люди живут, ездят, товары возят! Должны быть какие-нибудь тайные дороги, укрытия контрабандистов, таможни, которые проходятся за монетку без досмотра! Разве ты всего этого не знаешь? Ведь ни французы, не имперцы в Милане не местные. И даже не первые завоеватели. Здесь постоянно бегают туда-сюда какие-нибудь армии. Тут бы местных совсем никого не осталось, если бы они не приспособились вести дела при любых оккупантах.