Одна дорога из Генуи
Шрифт:
Фредерик бросил взгляд на стол. На краю сушился свеженаписанный пергамент, посыпанный мелким песком для просыхания чернил. Вверху страницы, как Фредерик успел посмотреть до прихода епископа, вводная часть. Такие-то и такие-то в Пьяченце шестнадцатого декабря 1521 года от Р.Х. приняли у Фредерика фон Нидерклаузица ценный груз с составе двух вьюков с одиннадцатью мешочками золотых генуэзских дукатов ориентировочно по тысяче в каждом и десяти вьюков с золотыми слитками общим весом порядка шестисот сорока фунтов. Потом шла роспись точного подсчета монет в каждом мешочке и весов каждого слитка.
Что бы сделал дядя Гец? Пошел бы в тюрьму. До сих пор там сидит.
Что бы сделал дядя Максимилиан? Тоже пошел бы в тюрьму. Потом, может быть, сбежал бы.
— Благодарю за Ваше гостеприимство, — ответил Фредерик, — И за решение не конфисковывать золото. Сколько там, кстати, насчитали?
Фредерик встал, подошел к столу и взял пергамент. Посмотрел. Положил обратно.
— Прошу прощения, если я вел себя не вполне учтиво. Надеюсь, Вы простите негодному оруженосцу мальчишеский поступок.
— Прощаю, — кивнул епископ.
— Вы очень любезны, — поклонился Фредерик. После чего схватил пергамент и выскочил в открытое окно.
Ни стража, ни охрана ювелиров и не подумали, что человек, принесший столько золота и требующий его ответственно принять, возьмет и убежит. Да если и убежит, то скатертью дорога. Золото же он с собой не возьмет. Поэтому под выходящим на людную улицу окном второго этажа никакой охраны не оказалось. Только у входных дверей, у черного хода, да внутри дома полным-полно.
— Ловите его! — крикнул епископ. Но никто, конечно, не поймал.
Глава 54. 16 декабря. К вопросу о бессилии меча.
Марта и Кокки вывезли из Парпанезе телегу золота, оторвались от погони и взяли курс на Милан. С ними едет Бонакорси. Он собирался просто проследить за тем, кто заберет золото, но встретил Марту. Она решила, что старый знакомый пригодится и взяла его в долю.
16 декабря, с утра пораньше, прямо с первыми лучами солнца в сторону Милана выехали одинокий доктор верхом на муле и мастер меча с любовницей на груженой телеге. Остановились там, где от деревни точно не видно.
— Тони! — позвал Кокки.
— Да, сеньор Антонио?
— Гони что есть силы в Милан. В школу фехтования Антиллези, сейчас объясню, где это. И встречайте нас вместе как можно раньше.
— За день успею?
— За день мы успеем даже на телеге. К тому времени, как ты доедешь до Антиллези, мы проедем половину пути. Пока едете навстречу, мы еще треть оставшегося проедем.
— Не разминемся?
— Вряд ли по восточному берегу Ламбро Мердарио проходит больше одной дороги. Держимся канала. На развилках по пути туда принимай влево, а по пути обратно вправо. По запаху поймешь, насколько далеко ты от канала. Если мы проедем половину пути и узнаем, что дальше по дороге на Милан бегают какие-нибудь армии или фуражиры, то встанем на постой где придется и будем ждать вас.
После краткого инструктажа Тони сунул за пазуху увесистый мешочек дукатов, пнул мула в бока и поскакал. За ним тронулась телега.
На прямом участке дороге Марта передала вожжи Кокки, а сама занялась своей одеждой. Порезала платье по моде ландскнехтов и повязала на голову платок с верхнерейнским узлом спереди.
— Зачем? — удивился Кокки.
— Если встретим ландскнехтов, пусть думают, что я кампфрау. Если встретим кого-то еще из врагов, пусть думают, что мы фуражиры Фрундсберга.
— Я не сойду за ландскнехта, — ответил Кокки.
— В фуражирах кого только нет. Сойдешь за местного наемника.
— Слушай, Антонио, — вспомнила Марта через несколько минут спокойной дороги, — Я вчера забыла спросить, кто такой этот монах с мечом, с которым вы так не хотели убивать друг друга?
— Витторио, — вздохнул Кокки, — И мне сильно повезло.
— Он один победил всю банду молодого Боруха.
— Да. Четырнадцать человек, а на нем ни царапины. Очень талантливый ученик. Хотя он и до меня уже был отличным бойцом. Но четырнадцать сразу, — Кокки покрутил головой, — При встрече скажу ему, что он превзошел учителя.
— У тебя были похожие случаи? — спросила Марта.
— Максимум девять. Я вертелся по переулкам как пойманный угорь по палубе, чтобы одновременно не драться больше, чем с тремя. Мне сломали левую руку и оставили еще пару глубоких шрамов. Шестеро остались там, и троим я дал убежать.
— Странно, что здесь никто не ушел.
— Двое. Пытались убежать всего двое из четырнадцати. В чистом поле. Толпой можно смять любого фехтмейстера. Я не уверен, что на его месте смог бы отбиться, но он смог. Скажи кому, что я побил палкой мастера, который только что порубил четырнадцать человек, мне не поверят.
— Но ты его побил.
— Как раз потому, что перед этим он немного устал. Всей усталости ему хватило на одну ошибку. На пару дюймов не успел парировать удар.
— На кого он работает?
— Он не работает. Он служит. Епископу Генуи.
Разница между «работает» и «служит» есть даже у третьего сословия. Тем более, у второго.
— Он что, правда священник?
— Разбойник в сутане. Формально священник.
— А почему он не пришел тогда к тебе на помощь, если вы с ним друг друга так уважаете?
— Он священник. По воскресеньям он прислуживает епископу в соборе.
— То есть, за золотом короля погнались еще и епископы? Засада была из Пьяченцы.
— Ничего удивительного. Они по разные стороны фронта. Золото короля — легальная цель для армий Папы.
В Виллантерио, у моста через Южный Ламбро, остановились напоить коней.
— Я лучше куплю себе мула. Уже всю задницу отбил об эту скамейку, — сказал Кокки, — Кстати, видишь за столом музыкантов?
— Два мужика, у которых труба и барабан?