Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Вы прекрасны, госпожа. И господин будет рад встрече… господин вас любит.
— Вы не способны любить.
— …господин одарит вас столь щедро, как никого-то прежде… вы обретете дар вечной жизни и вечной молодости, чтобы встать по правую руку его и править державою мудро.
— Державою? — светлая бровь приподнимается. Женщина играет удивление.
— Немка больна. Скоро она оставит мир, и тогда…
— На трон сядет её сын.
— Он слаб и бестолков. Многим не по вкусу этакий государь. Многие…
Я сосредотачиваюсь всецело на этой комнате, пытаясь запомнить каждую малую деталь. Туалетный столик. И множество флаконов на нем. Пузырьки и пузыречки, разноцветное стекло, глиняные горшки, затянутые тканью, изящные кувшинчики из фарфора.
Шкатулки.
Открытая банка с пудрой, поверх которой белым облаком лежит пуховка.
— Да и немка подпишет духовную. А против воли государыни никто не пойдет, особенно…
— Говори уж.
— Наследник слаб, и никто-то не удивится, если вдруг его немочь станет смертельной. А господин воспользуется правом. Законным правом.
— И зачем ты мне это рассказываешь?
— Чтобы вы знали, — пальцы нелюди ловко управлялись с волосами. Она смачивала их чем-то, чтобы завернуть наверх, создавая из тонких прядей удивительной высоты башню. Моя же… прапрапрабабка сидела с прямой спиной, не отрывая взгляда от зеркала. — Чтобы вы поверили силе господина.
— В силе его я как раз и не сомневалась, — сказала женщина. — Стало быть… его объявят наследником? А дальше что?
— Он взойдет на трон.
— А… мой дорогой… батюшка, — показалось, что слово это она выплюнула. — Говорили, он женился на немке?
— Ложь. Даже если и нет, то… ему недолго осталось. Господин обретет прежнюю силу и вернется, и тогда-то не останется никого, кто не склонит голову.
— То есть, несогласных он убьет, — женщина слабо улыбнулась. — Заканчивай уже, нам ведь надобно встретить его… достойно.
Глаз её дернулся. А улыбка так и застыла на лице. Нежить же… вот ей бы в парикмахеры пойти, или как там ныне они, в стилисты, цены бы не было. Чтоб за пару минут на голове этакое буйство создать, тут талант нужен. А она башню из волос посыпала пудрой.
Затем и лицо женщины тоже щедро напудрила.
Нарисовала те самые неестественные яркие румяна, которые у меня всегда-то недоумение вызывали.
— Мушек не нужно, — отмахнулась прапрапрабабка.
— Госпожа должна быть прекрасна в момент, когда её коснется милость.
— Когда её превратят в нежить, — женщина повернулась одним боком. И другим. А потом, словно спохватившись, уточнила. — А мое… дитя?
— Господин будет счастлив.
— Не сомневаюсь.
Вот только тон говорил об обратном.
— Ради наследника господин и позволил вам удалиться, и допустил, чтобы вы унесли с собой его вещь. Он желал это дитя. И понимает, что в нынешнем своем состоянии иных у него не будет, — с бесконечным терпением пояснила компаньонка. — Его кровь. Его сила. Его дар…
По спине поползли мурашки.
Прямо во сне. И стройными шеренгами.
— Он воспитает наследника должным образом…
— Чудесно, — улыбка женщины в зеркале отличалась той безмятежностью, что свойственна безумцам. — В таком случае нам следует встретить господина… достойно.
Она поднялась.
А я выпала из сна. Вот взяла и просто-напросто очнулась в малиннике. Причем сердце мое бешено колотилось, а руки что было сил вцепились в подушку.
Я разевала рот, пытаясь отдышаться.
Когда же вышло, то я просто села и… расплакалась.
Глава 32 Где героям поступает крайне интересное предложение
Лучше всего темнят люди со светлой головой.
Белов все-таки позвонил.
А ведь Инга просила. Объясняла. И ведь слушал, понимал, кажется, как важно сыграть все правильно, не вызывая подозрений, но тут взял и позвонил.
Ей же пришлось ответить.
— Да? — сказала она, надеясь, что тон её в достаточной мере дружелюбен, чтобы Белов не ощутил раздражения.
Мужчины существа нежные.
Особенно те, которые твари. А Белов был тварью. Редкостной. Инга перевернула лист, чтобы не видеть счастливого лица девицы, полагавшей, будто ухватила птицу счастья за хвост.
Девица была хороша.
Молода.
И ребенок пошел в маму. Каким будет тот, которого носит сама Инга? Отец не раз и не два высказывался по поводу внешности, предлагал операции оплатить, мол, глядишь, тогда и жених сыщется. Ничего, и без операции сыскался.
— Инга… ты… тут… такое! — выдохнул Белов.
— Какое?
…девица вновь была в положении, кажется, твердо вознамерившись привязать к себе Белова. А он и не возражал. Прикупил еще одну квартиру, между прочим, на деньги Красноцветова. И счет открыл. Ребенку. Но вновь же не за свои.
— Он свихнулся! — это Белов произнес с придыханием и, как показалось, восторгом. — Нет, он совершеннейшим образом свихнулся!
— Неужели?
— Он живет у какой-то старухи, колет ей дрова, ремонтирует курятник, а тут вообще заявил, что пойдет в местный совет от округа.
— Даже так? — в душе вспыхнула искорка интереса.
— Собирается заняться ремонтом местной водонапорной башни или станции, я так и не понял, а может, всего и сразу. Еще тут стройка рядом, велел собрать информацию…