Однажды в Лопушках
Шрифт:
— И что плохого?
— Больницу свою открывать собирается.
— Больница — это хорошо.
— Это дорого! — возмутился Белов. — Тем паче такая, какую он хочет! Мы ведь все просчитывали и сочли проект нерентабельным, а он теперь решил в благотворители податься.
— С чего? — теперь Инга заинтересовалась по-настоящему. Красноцветов производил впечатление… да обыкновенное.
Расчетливый хитрозадый делец, как папочка. Двуличный. Способный играть на публику удобные роли, а на самом деле… подонок.
Как
Инге и задышалось легче. А проект она помнила. Да что там, помнила. Она его и подсунула, не особо надеясь, все-таки вложений он требовал немалых. И удивилась даже, когда его приняли в разработку.
И не удивилась, когда проект закрыли.
А теперь вдруг…
— Влюбился он.
— В эту… как там её… — Инга сделала вид, что запамятовала, хотя ни одна женщина не забудет имени соперницы.
Калина.
Узколицая темноволосая красивая настолько, что поневоле начинаешь ощущать рядом собственную неполноценность. Особенно, когда папочка взгляда с нее не сводит.
Сволочь.
— Не Калина, новая какая-то девица, — Белов дышал часто, возбужденно. Кажется, его распирало от новостей. — Явилась тут… ты бы видела!
Инга не видела, и её это радовало.
— Ничего особенного, этакая типично деревенская бабища… — он вздохнул, как показалось, с притворным сожалением. — Высокая и с сиськами.
Допустим, сиськи у Инги тоже имелись.
— А он… просто в лице меняется, когда её видит. С Калиной такого не было. Тут же словно обухом по голове ударенный.
Инга закрыла глаза.
Любовь?
У Красноцветова и любовь? Надо же, случаются чудеса… в любовь он не верил, впрочем, как и сама Инга, а тут вдруг… может, приворожили? С одной стороны, конечно, вполне вероятно, с другой… с другой выгодно. Разве не интересная ситуация?
— И подруга этой вот самой Калины… я узнавал. Сирота. Живет с отцом… — продолжал вещать Белов, а Инга думала.
Подруги…
Две подруги из деревни не поделили олигарха. Одна не желала уступать, вторая приворожила. А тут и отрава. Привороты — еще та погань. Показания Белова будут в тему. И за уликами дело не станет.
Наверное.
И надо только сказать, чтобы поспешил, но почему-то язык словно прилип к нёбу.
— Я приеду, — Инга накрыла ладонью живот.
— З-зачем?
— Посмотрю. Да и онкоцентр был моим проектом, если ты не забыл.
По молчанию на том конце трубки Инга поняла, что забыл. И потом снова забудет, потому как не имеет это значения.
— Заодно и обрадую…
— Он передумал на тебе жениться, — это Белов произнес с нажимом. — Сказал, что готов договориться. На отступные… хорошие отступные, но…
Хорошие отступные?
Инга прикрыла глаза. И почему-то предложение это не показалось обидным. Наоборот… если взять… если взять не деньгами. У Красноцветова хватит сил потеснить отца, да и… если они начнут выяснять отношения, вспомнят старые обиды.
Им будет не до Инги.
Она же…
— Я приеду, — сказала Инга куда более решительно. — Не вздумай ничего предпринимать. Ясно?
Белов засопел.
…как бы не натворил глупостей.
— Я приеду, — Инга произнесла это куда мягче и ласковей. — Посмотрю и… мы подумаем, что предпринять, ладно?
…а если Белов начнет возражать…
Инга собрала листы бумаги, чтобы отправить их в шредер. Так оно вернее. Да, с Беловым она как-нибудь справится. В конце концов, он ведь хочет жениться на своей красавице?
Вот и пускай.
Олег вогнал топор в колоду и распрямился, потянулся, чувствуя, как ноют от боли мышцы. Но боль эта была приятной.
— Выпей, — Ксения поднесла воды, и Олег с радостью принял запотевший влажный кувшин. Вода в нем оказалась ледяною.
Сладкой.
— Осторожно, а то еще застудишься, — Калина, сидевшая на другой колоде, наблюдала за Олегом с насмешкой, а вот Ксения зарделась.
И отступила.
И…
И надо бы пригласить её. Но куда? В Москве он бы в театр позвал. Или в консерваторию. Подобных женщин по кабакам не гуляют, но исключительно по консерваториям. А в Лопушках тогда что? Тут консерваторий не наблюдается.
Построить-то можно, но… долго это.
— А я вам говорю, что ничего-то продавать не собираюсь! — раздался визгливый женский голос. — Отстаньте уже, ироды!
— Опять, — вздохнула Ксения и покачала головой. — Не успокоятся никак.
— Кто? — Олег тоже на голос повернулся и сощурился подслеповато. Солнце било прямо в глаза, и ладонь, приставленная к голове, мало помогала.
— Да… эти… риэлторы, — Калина встала. — К тетке Марье теперь пришли.
— Папа их прогнал, — Ксения поставила кувшин рядом с колодцем. — Но сказал, что цепкие, не отстанут.
— Помнишь, я тебе рассказывала, что коттеджный поселок делают. И что к нам приходили.
Олег кивнул.
И потер щеку, на которой уже проступила щетина. Побриться надо бы, но как-то вот не вдохновляла старая бритва, выданная теткой Ириной вместе с пачкой лезвий «Спутник», которые лежали лет этак пятнадцать. А за новой съездить было как-то недосуг.
— Вот и зачастили что-то.
— Я вам говорю! — голос сделался громче и визгливые ноты в нем резанули ухо. — Отстаньте от меня! Я тут жила, я тут и помру!
Тетка Марья, вернее для посторонних Мария Афанасьевна, стояла перед калиткой, всею немалою статью своей перекрывая дорогу к дому. За спиной Марии Афанасьевны поднимались кусты, из которых то тут, то там проглядывали цветочки.
— Послушайте, — вещал круглолицый человек в сером деловом костюме. — Это невероятно выгодное предложение!