Однокурсники

Сигал Эрик

Затем я добрался до офиса — тут-то и закипели страсти. Большинство партнеров «Даунс — Уиншип» были отнюдь не в восторге от моей кипучей деятельности. Еще накануне мне говорили — хотя некоторые были не столь многословны, — что я непатриотичный подонок и изменник, предающий не только свою страну, но и их тоже. Я воспринимал эту брань как можно вежливее, полагая, что через пару дней все устаканится.

Но я совсем не ожидал телефонного звонка, который раздался ровно в девять тридцать. Громкий вопль: «Ты,

безголовый идиот!» — чуть не оторвал мне ухо. Это был папа.

В течение минут двадцати он безостановочно кричал, делая паузы только для того, чтобы перевести дыхание. О том, какой я дурак. Неужели я не понимаю, какие разрушительные последствия могут вызвать безобразия вроде вчерашнего марша? И разве я настолько безграмотен, что не читал собственных бумаг, где ясно говорится: в портфель моего трастового фонда входят семнадцать тысяч акций компании «Оксико», большая часть прибылей которой зависит от оборонных контрактов?

Я так и не смог ответить ни на один из заданных вопросов, ибо отец вообще не давал мне вставить ни слова. Но в конце он все же задал вопрос, который был отнюдь не риторическим.

Не думаю ли я, что опозорил имя Элиотов?

Обычно подобным вопросом он растирал меня в пыль, но в этот раз у меня был на него ответ.

Предал ли преподобный Эндрю Элиот короля Георга в 1776 году? Или он поступал так, как ему велела совесть?

Эти слова заставили папу замолчать. Он явно не знал, что на это сказать. И где-то минуту спустя я напомнил ему:

— В этом и была суть той революции, папа.

А потом я вежливо попрощался и повесил трубку.

Впервые в своей жизни я выстоял под напором его критики и оставил за собой последнее слово.

*****

Случай с Эндрю был далеко не единичным. Конфликт во Вьетнаме вызвал раскол в американском обществе на всех уровнях. Это было противостояние «ястребов» и «голубей», богатых и бедных, родителей и их собственных детей.

Из-за всей этой ситуации отношения между Джорджем Келлером и Кэтрин Фицджеральд стали натянутыми до невозможности.

15 октября 1969 года она посмела взять выходной, чтобы участвовать в марше протеста в Вашингтоне. А когда они встретились с Джорджем вечером, Кэти «забыла» снять с рукава своего пальто черную повязку.

— Не желает ли мадам сдать верхнюю одежду в гардероб? — предложил метрдотель, подойдя к их столику в «Сан-Суси».

— Да, — сразу же среагировал Джордж.

— Нет, благодарю, — вежливо отказалась она. — Мне все еще немного холодно.

И она продолжала сидеть, набросив на плечи пальто со злополучной повязкой на рукаве, которая бросалась всем в глаза.

— Кэти, — нервничая, произнес Джордж. — Ты понимаешь, что делаешь?

— Да, — ответила она. — А ты? Послушай, если хочешь встречаться со мной, то и принципы мои принимай тоже. Это все идет в комплекте.

— Но люди же смотрят, — зашипел он. — Солидные люди.

— Не будь параноиком, Джордж. Где ты их видишь? Этот ресторанчик имеет такое же отношение к властным структурам, как и калитка Белого дома.

Он в смятении покачал головой.

— Неужели хотя бы за ужином у нас не может наступить перемирие?

— Разумеется, я не поддерживаю агрессивных действий. — Она улыбнулась. — Так и быть, уступлю в кои-то веки и избавлю тебя от страданий.

С этими словами она взялась за рукав своего пальто и стала медленно отвязывать черную ленточку.

Даже те, кто сначала и не заметил эту деталь на ее рукаве, теперь увидели ее. Особенно когда Кэти с невинной улыбочкой вручила ее через весь стол Джорджу.

— Вот, мистер Келлер, используйте по своему усмотрению.

Теперь, сделав то, что считала нужным, она тут же переменила разговор, затронув тему, интересовавшую обоих. Собирается Генри Киссинджер жениться на Нэнси Магиннес или нет?

— И как я тебя терплю? — спросил он полушутя, когда они ехали в машине домой.

— Перефразируя слова одного из твоих героев, сенатора Голдуотера, «сердцем ты понимаешь, что я права».

— Но ведь всем хорошо известно: у меня нет сердца, — ответил он на это.

— Не согласна. Просто ты прячешь его от всех, но оно есть. И поэтому я терплю тебя.

Кэтрин Фицджеральд была не единственной сотрудницей среди младшего и старшего персонала Совета национальной безопасности, кто стремился убедить правительство сменить курс, который они считали губительным для страны.

Естественно, будучи «тенью Киссинджера», Джордж не только придерживался противоположных взглядов, но был активно вовлечен в процесс эскалации военных действий. Никсон все еще жаждал победы, а люди из его ближайшего окружения решили организовать ему эту победу. Без всяких усилий. И без бомб.

— Неужели ты не можешь убедить Генри, что это недальновидно? — спросила Кэти у Джорджа однажды вечером.

— Неужели ты не можешь забыть об этой войне, даже когда мы с тобой в постели? — резко ответил он.

— Нет, не могу. Пожалуйста, Джордж, я же знаю, он уважает твое мнение.

— А я не могу заставить его прекратить все это.

— Ты мог бы попытаться, — тихим голосом произнесла она. И тут же добавила: — Все будет еще хуже, да?

— Я не знаю.

— Знаешь. Просто ты мне не доверяешь. А почему? Я же не какая-нибудь тайная шпионка. Неужели нельзя быть со мной откровенным?

— Кэти, клянусь: я знаю столько же, сколько и ты.

— А если что-нибудь узнаешь, расскажешь мне?