Однолюб
Шрифт:
Рота продолжала ждать...
И именно тогда - во время этих страшных минут, когда Роман лежал под ураганным обстрелом врага - он понял, что с ним что-то не так. Произошли перемены... странные, непонятные перемены, из тех, что, по идее, НИКОГДА не случатся с обычными, как их называют, людьми...
Впрочем, обычные люди и не прыгают на десятилетия назад, ведь так?
Роман, он... он как бы перестал быть собой. Или нет, не так. Наоборот. Роман становился собой. Превращался в себя. В настоящего, истинного
Роман повернул голову и посмотрел на лежащего рядом бойца. Чёрные усики, элегантная, клинышком, борода... Теперь это лицо уже не выглядело так, будто пристав увидел его в первый раз. О нет! Теперь черты "марковца" находили отклик в памяти, возрожденной с нуля... 1916 год, лето. Восьмая, генерала Каледина, армия... И он, этот парень, тащит раненного в ногу Романа... Имя. Степан... как же дальше? Степан... Павлович! Точно! Степан Павлович, рядовой двенадцатого, имени его Императорского Величества, полка.
Х-ха!
Конечно, память возвращалась не мгновенно. Остальных "марковцев", включая худого, убитого большевиками мужика, Роман помнил хуже, более смутно. Да и не только их, по совести говоря. Много чего. Как, например, он вообще оказался здесь, в отрыве от своей части? Вот удар красных - много, они мобилизовали, как обычно, каждого здорового мужика. Для верности "институт заложников" - попробуй сбежать, когда под мушкой у комиссара твоя жена и сестра... А оружия у Бронштейна в достатке, весь бывший Императорский арсенал. Полк имени генерала Маркова бьется, рядом ещё какие-то Русские полки... Потом... пробел... отступление? Да. Мелькают деревья, вот лицо Степана Павловича, других... двое тащат раненного, он сам - Роман - становится на колено, и, прицелившись, в кого-то стреляет... Бесы! Всё-таки отсекли! И гонят прочь, хотят перебить... А дальше...
...Что-то вздрогнуло совсем рядом, на Романа полетели ошмётки земли. Пристав повернул голову - снаряд оставил воронку всего в нескольких метрах, то, что не задело осколком, реально здорово повезло.
Сколько ж ещё так лежать?!
И тут, словно услышав мысли Романа, Небо послало ответ...
Где-то вдали, там, откуда стреляли, раздались какие-то странные крики. В первую секунду неразборчивые, непонятные. А потом их перекрыло мощное, монолитное "Ура!", вырвавшееся разом из десятков, да что там, сотен глоток. Единожды прозвучав, "Ура" не собиралось уже умолкать. Так и гремело над полем, перекрывая собой свист снарядов, треск пулемётных очередей...
Ура! Ура! УРА!!!
И становилось ясно, что те, первые крики - это изумление и испуг попавших в ловушку врагов...
И уже вскакивали, не дожидаясь команды, люди со всех сторон...
И, поддавшись инстинкту толпы, Роман сам мчался вперёд...
И никто не замечал, если, подкошенный пулей, падал сосед... Впрочем, такое случалось редко - похоже, с той стороны становилось всё меньше стрелков...
И, так и не сдвинувшись с места, лежал, раскинув руки, тот смелый полковник, что вёл роту
Оказалось, что расположение врагов не столь уж и далеко! Разделяющие метры, как показалось Роману, были преодолены всего за один миг. Красные почти поголовно бежали - бросив винтовки, пулемёты, всё. Те немногие, кто остался, погибли быстрей, чем нормальный человек посчитал бы до трех. А со стороны леса было темным-темно от черных мундиров новоприбывших бойцов... Кто-то бежал навстречу, кто-то, остановившись, стрелял по улепётывающим, словно зайцы, врагам... Над головами пришедших на помощь гордо взвивались черные, с двумя белыми, пересекающимися полосами, знамёна. Андреевский флаг, только наоборот.
Свои.
Откуда-то слева появились казаки - немного, десятков, наверное, шесть. Со свистом и улюлюканьем, конники врезались в бегущие толпы, прошлись, оставив бессчетные трупы позади. Кто-то из красноармейцев, бесспорно, сумел уйти. Но это уже крохи. Победа было полной, сегодня здесь погибли практически все...
Роман стоял, пытаясь осознать новое ощущение, зародившееся в груди. Ощущение человека, прошедшего сквозь огонь противника, видевшего, как от пуль и снарядов падают единомышленники, пусть и не успевшие стать товарищами, но, однозначно, свои... и видевшего, как гибнут другие - те, кто стрелял с чужой стороны. Это было ново, незнакомо и непонятно... быть может, даже неоднозначно... Но это было его. Его бой и его Победа. Его выбор, его справедливость. И это ощущение... да, сейчас оно ново и чуждо. Но скоро такое пройдет. Более того - станет привычкой, даже обыденностью, порой...
...Тут задумавшегося пристава хлопнули по плечу.
– Александрович! Ты посмотри-ка! Живой!
– улыбаясь во весь рост, бросил здоровенный детина с нашивками унтера на плечах, - А я уж думал, конец тебе, братец, пришёл. Не чаял увидеть! Слышал, перебили бесы красные всех, кого отрезать смогли...
– Многих, - автоматом ответил Роман, пытаясь вытащить из бездн памяти вдруг появившееся лицо, - но мы все же ушли. Степан жив, Андрей, Кузьма... Стой! Ты как меня назвал? Александрович?!
– Ну да, - несколько удивленно ответил детина в чёрном, - а что?
– Кгм...
Роман Александрович. Не просто Роман. Не Роман Николаевич, как его - пристава двадцать первого века- звали.
Роман Александрович... имя прадеда.
Как раз воевавшего в этих самых рядах...
– Дубровин?
– Что - Дубровин?
– Фамилия! У меня фамилия - Дубровин?!
– Слушай... тебя там не контузило случайно, когда большевик по отряду стрелял?
– Отвечай!
– Ну да... Дубровин...
– здоровяк растеряно пожал плечами, - на тебя явно плохо все последние события повлияли...
– Ничего, - заставив себя улыбнуться, сказал Роман, - это я так... Стресс снять.
– Что снять?
– Не важно.
– Ну-ну... кстати, вторая рота, говорят, не смогла Кропоткинскую взять. А теперь всё - вышел приказ, меняем марш...
– И что?
– Как что?
– удивился унтер с черными погонами на плечах, - не видать тебе родных своих, станица остаётся у краснопузых в руках. Теперь уже до победы придётся ждать...