Огонь и сталь
Шрифт:
— Да так, безделушка… — бросил Вилкас презрительно и резко дернул за тонкий шнурок, который лопнул практически мгновенно. Костяные бусины дождем посыпались на землю и покатились в пыль тускло мерцающими горошинками. Сульга расстроено смотрела на порванное украшение. Она чувствовала, что виновата в гибели браслета, что если бы она промолчала, воин продолжил бы носить его как напоминание о чем-то… или о ком-то. За эти несколько дней, что Вилкас жил в доме Сульги успела поменяться столь многое. Когда он рядом, девушка почти не ощущает боли в раненой ноге. Кажется, может летать, парить выше драконов! Мужчины и раньше заглядывались на нее, но ни один еще так не нравился
— Неужели не жалко? — девушка покатала шарик на ладони. — Красивое было украшение.
— Красивое… — эхом повторил юноша, сжимая в кулаке обрывки шнурка. На лице его отразилось сожаление и боль. Неожиданно ревность каплями кипящей лавы окропила сердце Сульги. Уж не девушки ли это подарок? Тогда почему он его порвал? Она его бросила? Сбежала? Боясь, что дальнейшие расспросы могут расстроить юношу, норжанка прикусила губу. Вилкас жил у нее, домой не торопился, девушка думала, что он просто путешественник или наемник, попавший в беду. Мысль о том, что у него может быть семья, жена и даже дети, жгла ее словно гашеная известь. И в то же время она тонула в горечи разочарования. Дура! Напридумывала себе невесть что, а теперь сокрушается. Сульга с трудом поднялась, морщась от боли, пронзившей ее ногу. Костяная бусинка упала, проскользнув меж ее пальцев.
— Знаешь, загостился я у тебя, наверное, — произнес наконец Вилкас, по-прежнему не глядя на нее. Девушка ощутила, как вязкая холодная волна растекается по всему телу, а сердце летит вниз вслед за бусиной. — Пора бы и честь знать. Брат, должно быть, извелся весь да и сестрам по оружию неспокойно.
— Да, конечно, — никогда северянка не думала, что улыбаться может быть больно. Не тешила Сульга себя надеждами, что воин с ней в Камне Шора останется, но… все равно отпускать его было мучительно тяжко. Она побрела к дому, собирать не хилые припасы норду в дорогу, когда парень смущенно окликнул ее.
— Сульга, у тебя не найдется тонкого шнурка? Не шибко длинного, мне бы… — воин подкинул бусинку в воздух и поймал. — Хочу одну на шею повесить. Это же… память все-таки, — норжанка заметила румянец, окрасивший скулы Вилкаса бледным пурпуром. Значит, девица… подавив приступ тоски, опаляющей колючим холодом, Сульга кивнула, но, преисполнившись отчаянной смелости выпалила на одном дыхании:
— Скажи мне честно, Вилкас… мне… — в горелее резко пересохло, и девушка поспешно глотнула молока, пролив половину себе на грудь. Над верхней губой северянки «выросли» белые усы, стыдливость холодным шквалом смыла все слова и мысли Сульги. — Мы с тобой еще увидимся?
— Конечно! — Вилкас подскочил к ней и сжал в объятиях так, что ребра жалобно затрещали. Норжанка сдавленно всхлипнула, а воин звонко чмокнул ее в пылающую щеку. — Как я могу забыть свою спасительницу?
Эти слова разожгли крошечный огонек надежды в душе девушки. И, провожая воина, она могла позволить себе немного помечтать.
***
Дро’Оан счастливо хихикал на руках у Бриньольфа, в то время как его старшие сестры недовольно ревели. Нефтис шипела, пыталась укусить Векс практически беззубыми деснами, а Санера метила коготками в лицо Випиру. Небольшая пирушка по случаю удачи Сапфир, вошедшей в семью Черный Вереск с элегантностью, достойной самой Ноктюрнал, была немного испорчена капризами
— Так, детка, давай-ка мне и старшенькую. И среднюю тоже, старого Брина на всех хватит, — котенок недовольно засопел, когда сестрички вынудили его потесниться, но тройняшки обнялись и озорно поглядывали на вора хитрющими глазенками. Сначала у всех они были такие мутные, цвета тумана, а как подросли, глазки прояснились, стали ярче. У Нефтис они отливают колдовской хрустальной зеленью, как дядюшки, у средненькой напротив, голубые-голубые, как летнее небо, а вот у парнишки голубовато-серые. Но все как один рыжие, только немного черных и белых пятнышек на мордашках и лапках, у Санеры черный кончик хвостика. Бриньольф тряхнул волосами, когда отдувающийся Випир занял соседний стул рядом с ним.
— А ты им нравишься, — хмыкнул он, — почему паршивцы не могут просто спать? Почему им обязательно нужно, чтобы кто-нибудь над ними трясся? Повеселиться не дадут, — осушив кружку, он поставил ее на стол с громким стуком, который прозвучал неожиданно громко. Голос лютни, расстроенной до состояния уровня чурбака со струнами, смолк, и Камо’ри выволок на середину зала упирающуюся Бахати. Обычно кроткая девушка сейчас шипела и извивалась. Хвост лупил ее по бокам, а янтарные глаза пылали золотистым пламенем, уши прижаты. Каджит встряхнул ее, после чего вытолкнул вперед. Бахати едва не упала, сипло зачала, выгнув спину.
— Ну, давай, вертушка, расскажи нам. Пусть все услышат, что убийца в ряды воров затесалась, — пират насмешливо шевельнул ушами. Каджитка ощетинилась, вздыбив шерсть на затылке, но промолчала. Сутай–рат выхватил скимитар и, прежде чем кто-либо успел возразить, ударил девушку по ягодицам, повернув меч плашмя. Бахати взвизгнула и упала на колени.
— Что б Меррунз твоими кишками червей накормил! — выпалила она со слезами в голосе. Глаз Камо’ри недобро сощурился, он шагнул к каджитке, поигрывая скитимаром, но отлетел в сторону от удара в грудь. Бриньольф, поспешно сунув котят Живчику, загородил Бахати от брата Дхан’ларасс.
— Не много ли на себя берешь, кошак? — лениво протянул вор, скрестив руки на груди. — Думаешь, раз родной боссу по крови, то все, главный тут? Уматывай на свой корабль и там порядки чини, а здесь помалкивай.
— То есть меня одного волнует то, что шлюшка из Темного Братства ошивается подле моей сестры и племянников? Всем остальным плевать, что убийца трется среди воров? — глумливо расхохотался сутай–рат. Воры обменялись настороженными взглядами.
— Ты никак лунным сахарком побаловался, — обронил Делвин, задумчиво потирая подбородок. Випир и Векс торопливо унесли негодующих котят, — Бахати вор. Нируин ее привел.
— Вообще-то нет, — деликатно кашлянул босмер, — мне Синрик ее представил. Сказал, дескать, девочка одна, никто ее не хватится, а гильдии пополнение надо, да и шеф будет довольна, если котов у нас прибавится.
— У нас итак их прибавилось на три хвоста, — встряла Тонилла, помогая юной каджитке подняться. Глаза Бахати цвета червонного золота были полны слез, — а Бриньольф прав. Терпим только из-за Ларасс твои выходки, Камо’ри.
Пират оскалился, шерсть на его затылке стала дыбом. Сжимая рукоять скитимара, обмотанную кожей, он шагнул к Соловью.