Огонь и сталь

Darr Vader

========== KOGaaN Vah (Благословение весны) ==========

Тинтур отвыкла носить обувь, но Данстар, хоть и не так заключен в тиски морозов как, например, Виндхельм, но с моря дуют холодные ветра, а с гор спускаются снега и туманы. Новые сапоги натерли ногу и немного жали в пальцах, а шерсть новой туники колола кожу, отчего по спине пробегали вереницы колких мурашек. Девушка поморщилась, зарывшись лицом в лисий мех, которым был оторочен ее новый плащ. Это была идея Деметры нарядить ее так, словно она собралась с эльфкой на званый ужин к ярлу, из прежней одежды Белого Крыла остались только бандана, костяные украшения да фамильный кулон. Давно она не наряжалась столь богато, в поношенном плаще и старой кольчужной рубахе босмерка чувствовала себя куда уютнее. К чему нужны лишние траты? Но к ее удивлению, мрачный имперец, отвечающий за сохранность священный мощей Матери Ночи, и скупой редгард по имени Назир поддержали Слышащую. Дескать, негоже Говорящей как нищей

наряжаться. Тинтур не смогла подавить тяжелого вздоха, проходя мимо стражника, и поправила колчан с орочьими стрелами. Не шибко далеко бьют, но и в умелых руках не менее смертоносны, чем эбонитовые или стеклянные. Вот за лук отдельное спасибо. В руках Тинтур перебывало множество луков – в Валенвуде это были в основном костяные, но тамошние умельцы делали их так, что оружие реагировало на каждое движение, становилось частью своего владельца. Невольно вспомнился лук отца – никто, даже старшие братья, не могли согнуть лук Вэона Белое Крыло. Девушка коснулась своего медальона затянутыми в кожу перчаток пальцами. Ее клан сейчас так далеко, будто бы живут родичи на одной из двух лун, и эльфийка сомневалась, стоит ли им писать или окончательно позволить семье похоронить ее. Босмерка раздраженно фыркнула собственным мыслям. Где гарантия, что послание дойдет до Древнего Корня?

– Удачной охоты, сударыня, - крикнул ей вслед стражник, и Белое Крыло сухо кивнула в ответ. Раньше норды не уделяли ей столько внимания. Сначала она была просто юным бардом, потом – охотником, бродягой, разбойником и наемником. Таких на улицах предпочитают не замечать. А сейчас она приближенная Довакин, тана Солитьюда и Слышащей Темного Братства. Тинтур не сомневалась, что ассасины глубоко запустили клыки в этот город.

В горах особо не поохотишься, но и свежая козлятина хороша в холодный вечер, волчьи и лисьи шкуры тоже пригодятся, но больше всего эльфке хотелось медвежатины. У мяса привкус снежноягодника и меда, короткой зимней весны и терпкого лета. Белое Крыло невольно облизнулась.

Этим бледным утром на охоте ей словно сопутствовал сам Й’аффре. Два козла и три белые лисицы с мехом, который показался босмерке мягче первой весенней травы. Девушка не отказала себе в удовольствии полакомиться сырой козлиной печенью. Кровь дымилась на легком морозе, мясо было сладким, сок стекал по губам и подбородку. Отрезая маленькие кусочки тонким костяным кинжалом, Тинтур присела на поваленное дерево. С такой добычей и вернуться не стыдно, но ей хотелось еще испытать выпавшую ей удачу. Вдруг и вправду сможет завалить медведя. Вот только как тащить его до города, босмерка забралась довольно высоко в горы, стража и торговцы здесь не ходят. Слизнув темно-багровую кровь с матового лезвия и убрала его в ножны, несколько глотков вина – и по телу эльфки растеклось блаженное тепло, напиток мягко обжег горло, и Белое Крыло прикрыла глаза. Нет ничего слаще для лесного эльфа добычи, сваленной его стрелой. Небо, еще несколько минут назад бывшее безмятежно-голубым, вдруг нахмурилось, и снежинки, кружась, неслышно опускались на Скайрим. Север казался дородной купчихой, которая все кутается в белые меха и никак не может согреться. Тинтур видела ее бледное лицо в проплывающих мимо облаках, слышала ее голос в тихом плаче ветра и шепоте золотистой листвы. Уж весна близится. Интересно, сможет ли она пробраться через горы до Данстара? В Вайтране она наступает рано, и холмы торопятся проснуться в страхе далекого, но неминуемого зимнего сна, который окутает их через несколько жарких коротких месяцев.

У здешней весны привкус медовых коврижек со снежными ягодами, которые пекут только на Праздник Оттепелей, и запах первого горноцвета и мокрой земли. Жаль, что к Данстару весна будет много равнодушнее зимы. С горечью эльфка вспоминала те дни, когда была еще бардом, разбойником, Соратницей. Вспоминала людей и меров, которые будут следовать за ней безмолвными призраками, напоминая, укоряя, обвиняя. Или благодаря, но таких очень мало. Уж Вилкас-то ей спасибо не скажет. Белое Крыло печально улыбнулась. Хрупкая снежинка растаяла, коснувшись ее губ, и эльфийка слизнула крошечную серебристую каплю.

– Я поступила так, как должно, - прошептала Тинтур, обращаясь к ветру, горам и снегопаду. Скалы хранили высокомерное молчание, лишь ветер что-то прошептал ей, играя ветвями снежноягодника, унизанного крупными ягодами будто серьгами.
– Я не та, кто ему нужен. Он бы скоро понял… и было бы только больнее…

Тоска не ослабляла ржавых цепей, которыми опутала ее сердце, и сейчас ее хватка стала только сильнее. Женщина в ней скучала, томилась, желала больше всего возвратиться в Вайтран, в Йоррваскр и… что и? Глупо сожалеть по тому, что сама же и сломала. Это была даже не любовь. Слабость, о которой приятно вспоминать. По-настоящему Тинтур влюблялась дважды – первый раз еще дома в Валенвуде, когда была совсем еще девчонкой, а второй уже здесь, в Скайриме. И никого из них нет сейчас в живых…

Белое Крыло прерывисто вздохнула, веки темно-янтарных глаз дрогнули и приподнялись. Снег тонко хрустел под широкими лапами, тяжелое

дыхание разбередило прозрачный горный воздух словно рану. Не шевелясь, босмерка наблюдала, как из зарослей молоденьких пихт высовывается медвежья морда. Карие глаза равнодушно скользнули по эльфке, но вспыхнули заинтересованно при виде козлиных туш. Тяжело переваливаясь на ходу, зверь с грозным рыком двинулся на Тинтур. Когти словно алик’рские скимитары, встань он на задние лапы и будет ростом с монумент Гьюкара, на шкуре не меньше дюжины шрамов. Уж не один охотник пытался завалить этого медведя.

Видя, что босмерка не собирается уходить и оставлять ему добычу, зверь взревел, широко раззявив пасть. Клочья пены белели на медвежьих губах, он рывком поднялся на задние лапы, рыча уж по всю глотку. Его рык взлетел эхом к горным вершинам, растревожив их снежные шапки. Белое Крыло порывисто вскочила. Только лавины ей не хватало! Она схватилась за луку, но вынимать из колчана стрелу не спешила. Медленным крадущимся шагом отступая подальше от разъяренного хищника, она одними губами произносила слова заклинания, которое выучила раньше, чем взяла в руки лук. Медведь затряс головой, пытаясь сбросить чары, которые смыкались кольцом вокруг него, жалобно скулил, разгребая лапами рыхлый снег. Столь могучий зверь был уже измучен и истерзан охотами и облавами, правую заднюю лапу он подволакивал, а в плече тускло поблескивал наконечник стрелы. Будто сам Хирсин потешался над добычей, которая все никак не желала пасть. Босмерская магия навалилась на медведя всей мощью, кроша сознание и волю, но хищник внезапно зашелся яростным ревом и бросился на Тинтур. От неожиданности она среагировала далеко не сразу, и медвежьи когти распороли плащ, слегка задели подбородок эльфийки. Снег окрасился кровью. Белое Крыло выхватила кинжал, и пока хищник неуклюже разворачивался, всадила клинок по самую рукоять ему под ребра. Снежные шапки сосен задрожали от полного боли и ярости рева. Медведь рвано взмахнул лапой, и босмерка отлетела в сугроб, теряя плащ. Он болтался на ней, волочился шлейфом, только путаясь в ногах и мешая. Девушка нетерпеливо откинула его и потянулась только за стрелой, как медведь вновь бросился в атаку. Белое Крыло метнулась в сторону, но зверь вцепился зубами в плащ и потянул на себя. Земля ринулась навстречу эльфийке, сильный удар выбил воздух из груди, и снежинки, падающие с неба, вдруг сделались черными. С протяжным отчаянным рыком медведь потянулся к Тинтур, она уже ощущала гнилое дыхание из его пасти… когда заклинание пламени рассыпалось сотней золотистых искр по шерсти животного. Вспыхнул он практически мгновенно. С воем медведь катался по снегу, пытаясь потушить пламя, он дымился, но огонь все не унимался. Резкий запах паленой шерсти безжалостно резанул нос. Девушка сидела, не в силах пошевелиться. В груди бился болезненный жар, звенящее напряжение разлилось по телу тягучей волной. Кровь стекала по шее на грудь, уже немного подсохла на морозе. Человек в заплатанном шерстяном плаще добил изнывающего в агонии зверя одним ударом меча в висок. Магическое пламя потухло одновременно с жизнью хищника.

– Ну вот… такую шкуру попортил, - сплюнул он сквозь зубы и стянул с головы капюшон. Песочного цвета волосы были собраны в косицу на затылке, острые эльфийские уши украшали костяные серьги. Тинтур знала, что на затылке у него взять татуировки-обереги, а на щеке шрам, оставшийся на память от одного больно рьяного караванщика. Знала, что он обязательно опустится на колени перед тушей и достанет нож, отсечет небольшой кусок мяса поверженного врага. И попытается поцеловать ее окровавленными губами… поднявшись на ноги, Белое Крыло вытащила из сапога еще один кинжал, на сей раз стальной, зачарованный магией холода. Слишком увлеченный павшим медведем, он не услышал ее шагов. Удар в висок – и босмер упал прямо на мертвого медведя. Стальное лезвие прижалось к его горлу, коленом эльфка надавила ему на грудь. В его глазах цвета заката вспыхнуло недоумение и гнев, страх… и эхо радостного изумления.

– Рада видеть тебя вновь, Хацутель, - процедила Тинтур, сильнее прижимая кинжал к горлу того, кого уже давно оплакала.

***

Каждый вечер он приходил в ее комнату, садился в углу и просто смотрел. Будто любовался, хотя, видел Й’аффра, Тинтур всего лишь читала и рассматривала карты, просчитывая маршруты торговых караванов и стоянки имперских офицеров и Братьев Бури. Но тем не менее, Хацутель всегда приходил в начале часа собаки и скромно садился в углу. Белое Крыло не пряталась от своих ребят, не прочь была и по кружечке выпить, и спеть, но столь навязчивое внимание ее тревожило. Босмер будто ждал чего.

Первые несколько дней эльфка просто его не замечала. Ну, сидит себе, и пускай сидит, будто ей стула жалко. Но потом его присутствие начало раздражать. Пристальные взгляды, тихое размеренное дыхание и его дурацкая привычка морщить нос и теребить щетину на подбородке… не выдержала разбойничья королева на восьмой день. Захлопнув «Амулет королей», девушка метнула на Хацутеля тяжелый взгляд.

– Скажи, пожалуйста, почему ты здесь сидишь? – холодно осведомилась она, скрестив руки на груди.
– Что, места в общем зале нет?