Огонь с небес
Шрифт:
Не было общего мнения относительно того, что делать с Ее Высочеством, Регентом Престола, наиболее опасным человеком в русском политическом раскладе. Наиболее мягкое предложение предполагало интернировать ее в Гельсингфорсе или Крыму, где у Романовых есть владения — по сути, все княжество Финляндское имело уникальный статус, это была не российская земля, а вотчина Романовых, личное владение семьи — так пусть там и живет как частная гражданка. Разумные на это возражали, что и Гельсингфорс, и Севастополь — крупные базы ВМФ, и соседство опальной, но явно умной и мстительной принцессы дома Романовых с боевыми кораблями флота не приведет ни к чему хорошему. Следом шло предложение выслать ее в Европу с запретом появляться в России — на то возражали, что тот же Кайзер может предпринять меры по подавлению государственного переворота, просто из чувства солидарности: сегодня ее скинули, а завтра — тебя! Далее шло предложение построить в захолустье дворец и интернировать ее там, лишив всех видов связи, чтобы она там доживала свой век. Наиболее радикальные — предлагали убить и ее, и князя Николая, ее сына, чтобы не было никакого риска. На это тоже нашлись возражения — убийство женщины, а тем более и ее ребенка моментально отшатнет от них очень многих, они будут не спасителями Отечества, а убийцами. Но сговорились на том, что надо изолировать, нейтрализовать или убить наиболее преданных и опасных сторонников Великой Княгини. Первым в списке шел адмирал Александр Воронцов, отец ее сына, адмирал флота, пользующийся значительным уважением и знающий, как проводить специальные операции. Оставлять такого человека в живых было очень опасно.
Пока заговорщики в штабе округа обзванивали части, объясняли ситуацию, заручались согласием тех или иных офицеров, угрожали одним, улещивали других, пока обрабатывали жандармерию и полицию — в Санкт-Петербург с разных сторон города начали незаметно и неотвратимо просачиваться люди. Все — молодые, до тридцати пяти лет, с большими сумками, в неброской одежде. Тихо и незаметно они скапливались в центре, у мостов, у основных магистралей города, просили воспользоваться стационарными телефонами, иногда говорили по мобильным о своем. Фотографировали — благо в каждом мобильном сейчас фотоаппарат — и отсылали куда-то снимки. Они были как маленькие капельки ртути на стекле — пока они неподвижны… но стоит чуть наклонить — и они тронутся с места, побегут все разом, подрагивая и сливаясь в одно металлическое озерцо…
Поскольку Нева сама по себе не приспособлена для прохода больших кораблей, было принято решение использовать пять эсминцев новой, «девяностой», серии.
Пять эсминцев собрались в Колчаковской гавани [21] у пристани, ведущей к Форту Петра. В машинах были разведены пары, по пристани бежали моряки в повседневной черной униформе, только получившие оружие. Боцманы, соревнуясь друг с другом в виртуозности матерщины, собирали десантные партии…
— Господа, стройся!
21
Может показаться, что обычный офицер не может так говорить — но все дворяне в обязательном порядке изучали логику и риторику, эти науки считались важнее, чем математика и физика. В нашей реальности — логику начинали изучать при Сталине, а с приходом Хрущева — быстро бросили это дело. Возможно, поэтому нас так легко оболванили в 1991-м.
Пять коробок — у кораблей. Форма самая разная — от черной, морской пехоты до огнеупорных комбинезонов корабельных механиков. Вооружены тоже наспех — из корабельного арсенала. Кому не нашлось места на берегу, слушает с борта самих кораблей.
Все вдруг увидели Ее Высочество, принцессу Ксению, она была в открытом внедорожнике, рядом с адмиралом, командующим. Внедорожник остановился у пристани.
— Господа!
Говорить доверили капитану первого ранга Грузинскому. Грузинский — точнее, Светлейший князь Грузинский — такова была его фамилия, он происходил из рода царей Грузии, восходящему к царю Ираклию Второму. Потомок грузинских дворян по мужской линии и принцессы Елены Астурийской де Бурбон, представительницы испанского королевского дома Бурбонов по женской линии, он был человеком горячим, увлекающимся, и одним из его увлечений была нынешний Регент Престола. Ради нее — он готов был атаковать Петербург хоть на крейсере, хоть на авианосце, хоть на прогулочной лодке.
— Мятежники и предатели посмели осквернить Правящий Дом незаконным требованием отречения! Гвардия взбунтовалась, предав присягу, остальные хранят позорное молчание! Моряки! Андреевский стяг знают пять океанов! Так пусть же теперь перед ним склонятся негодяи и предатели! Ура, господа!
— Ура!!!
— Ура!
— Ура! Ура! Ура!
— Ваше Высочество, желаете что-то сказать?
Ксения посмотрела на адмирала — она не была готова к этому. Но тут же взяла себя в руки — просто так ее было не выбить из седла.
— Пожалуй…
— Господа, внимание!
Ксения взяла мегафон. Это была парадная машина, там он был.
— Господа…
— Господа, я благословляю вас…
Она хотела сказать, что-то вроде «не стреляйте» — но не получилось. Вместо этого она сказала:
— Возвращайтесь живыми…
Один из молодых людей, въехавший в город утром со стороны Шлиссельбурга и сейчас любующийся Невой на стрелке Васильевского, достал мелко задрожавший в кармане телефон, поднес к уху.
— Саша, ты где… — донесся женский голос.
— В центре.
— Все нормально?
— Да, тихо и спокойно.
— Тогда жди в гости. Через двадцать минут.
— Хорошо, буду ждать…
Отключив телефон, молодой человек сделал движение рукой, будто описывая круг — и с разных сторон, из толпы, от полицейской машины, стоящей неподалеку для порядка, к нему протолкались еще несколько таких же людей.
— Начинаем. С нами Бог.
— С нами Бог, за нами Россия, господин капитан. Остановить движение?
— Руками — не надо. Посмотри, что в будке.
— Есть.
— Спокойно, стоим — смотрим, господа…
Двое зашли в будку смотрителя моста, мгновенно сломав хлипкий, ни на что не годный замок. Осмотрели оборудование… один перешел в подразделение боевых пловцов с машинного отделения крейсера «Слава», и для него разобраться в оборудовании было плевым делом.
— Это, похоже, светофор, тот, что наверху. А это — включает разводной механизм моста.
Напарник отсигналил руками, жестовой азбукой.
— Говорят — врубай. И то и другое.
— Понял…
Светофор внезапно переключился на красный, заставив водителей изумленно выругаться и вдарить по тормозам. Мост дрогнул, сработали противовесы — и центральный его пролет начал расходиться…
— Готово.
— Держим позицию.
— Сколько?
— Восемнадцать минут еще.
В отличие от горе-заговорщиков — боевые пловцы знали, что им делать, поминутно.
Эсминцы выстроились красивым кильватерным строем, набрав рискованный в таких обстоятельствах ход в две трети от максимального. На нос идущего головным «Новгорода» были поставлены впередсмотрящие, на баке, на вертолетной площадке было не протолкнуться от вооруженных людей. На эсминце было два с лишним экипажа.
Командир колонны, князь Грузинский, как и положено, был в ходовой рубке головного корабля. В повседневной форме, он смотрел в бинокль, пытаясь разглядеть малейшие признаки опасности.
— Наблюдаю Диаметр! — доложил впередсмотрящий, у которого было кое-что получше, чем обычный бинокль.
Диаметр, или Скоростной диаметр, был сложной трассой, которая опоясывала Петербург со стороны моря и представляла собой комбинацию мостов и тоннелей. Он имел военное значение — здесь в случае войны должны были располагаться силы прикрытия. Диаметр имел некоторые потайные решения, чтобы в случае войны им могли пользоваться как запасной базой боевые пловцы с Кронштадта и ЦМАП [22] .
22
Центральная минно-артиллерийская позиция — система обороны Санкт-Петербурга и вообще Балтийского побережья с моря.