Огонь с небес
Шрифт:
— Вы?
— Нет. У него дома жили британские агенты. Один из них.
Араб почмокал губами, как делали на Востоке в знак неодобрения. Я наклонил тарелку.
— Возьми немного с моей…
Араб себя уговаривать не заставил — перевалил часть моего плова и принялся за еду.
— И я, кажется, в розыске, — сказал я, — за убийство. Возможно, и два. Ты — нет, ты пока чист.
— Иншалла…
— Я пристрелил одного урода в Кабуле, — сказал я, — в собственном кабинете. Он назвал Ее Императорское Высочество и мать моего ребенка проституткой и предложил мне участие в военном перевороте.
— В пользу кого?
— Не знаю. Явно не в пользу России. А
Араб отрицательно покачал головой.
— Нет, не нужно.
— Уверен? Мы должны быть уверены друг в друге.
— Я уверен, — твердо сказал он, — для этого не надо знать. Иногда лучше наоборот — не знать. Но я в вас уверен, Ваше Высокопревосходительство. Как ни в ком другом не был уверен.
Тут надо было бы что-то сказать… патриотическое, что ли. Да слов уже нет.
— Твои новости?
— Веселые, как никогда. Отрубили связь с Санкт-Петербургом. Нет ни телевидения, ни Интернета — ничего.
Я едва удержался, чтобы не присвистнуть. Началось!
— И что слышно? Как местные к этому относятся?
— Да как бы ни относились… — Араб смахнул в рот последние крошки плова. — Час с небольшим назад кто-то обстрелял из минометов взлетную полосу ташкентского авиазавода и взорвал заправочный терминал в Ташкентском международном аэропорту. У них остается база стратегической авиации, но она неудачно расположена, и там нет достаточных сил стратегической авиации. И полагаю, в Бухаре аэропорт тоже взорван. Так что как бы тут кто к этому ни относился, сделать он ничего не может.
Араб подмигнул мне.
— Иншалла. Мы тут договорились, что основная точка сбора — ресторан «Голубые купола». Там накормят чем-то получше, чем плов.
Я тоже доел свою порцию.
— А сколько времени осталось?
— Два часа.
Иншалла. Во имя Аллаха…
«Голубые купола»…
Это место причудливым образом сочетало в себе Запад и Восток и, будучи построенным еще в шестидесятые, почти сразу стало культовым. Здесь причудливо сочетались европейские и азиатские традиции строительства: например, кушали не в закрытом помещении, а на открытой огромной террасе с бетонным ограждением по пояс; с трех сторон было построено искусственное озеро с небольшими фонтанчиками, поэтому даже в самые жаркие дни здесь была благословенная прохлада; зала — то есть закрытого помещения — здесь не было вообще, эта терраса и была всем ресторанным залом; и, наконец, голубые купола на крыше, как в старой Бухаре. Когда это построили, ресторан заклеймили «китчевым», но теперь он был одной из достопримечательностей Ташкента.
Ну и кухня. Здесь не подавали модный европейский фьюжн, здесь не кормили блинами и пирожками. Только местная кухня, богатая и самобытная, которую ставил сын главного повара Эмира Бухары, не желающий работать во дворце.
Второй рассвет это заведение пережило с тех пор, как Ташкент стал отправной точкой на пути русских в Афганистан. Такой рассвет, что владелец даже открыл еще два ресторана, точно таких же — в Кабуле и в Мазари-Шарифе. Почему-то именно это место стало популярным среди среднего и старшего офицерского состава, возвращающегося на родину после нескольких лет кошмара…
Появиться здесь — было в какой-то степени вызовом. Но с другой стороны, именно здесь нас бы и не тронули: потому что — кто такие заговорщики? Это подонки, отщепенцы, предатели. Их мало, очень мало, и, если бы они посмели открыто высказать свои взгляды и убеждения, их бы просто разорвали на части. Они и пошли-то на заговор потому, что легально им просто «не светит» — никто их не поймет, никто не согласится. Так что здесь — самое место.
Место Араб заказал с самого утра, иначе бы не нашлось. Как только мы заняли его, к нам подлетел половой-узбек.
— Слушаю, господа хорошие…
Вот этот вот все-таки китч — купеческое «господа хорошие» и половой — типичный молодой узбек — наверное, и привлекали сюда людей. В мире, где все поставлено с ног на голову — это вполне даже нормальное место…
— Стол на троих… — начал распоряжаться Араб на русском, — третий подойдет. Китайский лагман на первое — по большой тарелке. Дальше чучвару и ачич-кудук. И чая. Зеленого чая, побольше. К каждому блюду.
— Да мы не съедим… — усомнился я.
— Еще добавки попросим, — безапелляционно заявил Араб. — Давай, бача, сделай красиво…
— Сей момент, господа хорошие… — узбек побежал на кухню.
Оркестра тут не было — живой музыки вообще не было, как и сцены. Когда-то была, еще в восьмидесятые, помнят и говорят, что тут выступали лучшие современные ансамбли Туркестана. Играли совершенно нетипичный для этого места джаз, блюз, даже рок. Но если когда-то сцена здесь и была, то сейчас не было, ее снесли, чтобы увеличить вместимость зала. Мест не хватало практически всегда, но у Араба, видимо, были здесь подвязки.
Невидимые колонки развлекали гостей музыкой. Играли новый вариант «На сопках Маньчжурии».
Тихо вокруг. Сопки покрыты мглой. Вот из-за туч блеснула луна, Могилы хранят покой. Белеют кресты — Это герои спят. Прошлого тени кружатся вновь, О жертвах боев твердят. Тихо вокруг, Ветер туман унес, На сопках маньчжурских воины спят И русских не слышат слез. Плачет, плачет мать родная, Плачет молодая жена, Плачут все, как один человек, Злой рок и судьбу кляня. Пусть гаолян Вам навевает сны, Спите, герои русской земли, Отчизны родной сыны. Вы пали за Русь, Погибли за Отчизну. Но верьте, мы за вас отомстим И справим мы славную тризну.Этот вариант появился в тридцатые годы после второй русско-японской, когда нам удалось отвоевать Желтороссию, прекратить продвижение японцев в районе Внутренней Монголии — но не удалось нанести поражение японскому флоту и вернуть половину Сахалина. Предыдущий вариант, классический, был одновременно и слишком длинным, и слишком надрывным, даже антигосударственным. Совсем не победным.
Как-то мы разучились побеждать, вам не кажется? Заканчивать войну победой. Война превратилась для нас в работу, которой нет ни конца ни края…