Огонь с небес
Шрифт:
Принесли китайский лагман, как раз кстати. Густой и насыщенный суп, но не слишком острый, китайский его вариант. В самый раз, потому что плов, который мы отведали, был на самом деле слишком острым, заставляющим тяжело отдыхиваться…
— Ждем?
Араб посмотрел на часы, махнул рукой.
— Опоздал, засранец. Сам виноват…
Словно отвечая на эти слова, на пороге появился Аскер, одетый во все местное, с короткой бородкой, загорелый. Начал протискиваться к нам — столы здесь стояли плотно…
— Салам алейкум. Не опоздал?
— Опоздал, — сказал Араб.
— Ну, бакхена гварим [10] ,
Он присел, как и мы, за стол, махнул рукой, чтобы несли…
— Что нового?
— По телику вальсы передают.
— Вальсы?!
— Так точно, вальсы. Изволите слышать…
Я вдруг понял, что «На сопках Маньчжурии» — это и есть вальс, который передают по центральному телевидению. Зело плохо, зело плохо, господа. Когда по национальному телевидению начинают передавать один вальс — жди беды.
10
Прошу прощения (пушту).
— А Интернет?
— Отрублен. Просим прощения, работы, связанные с предотвращением массированной вирусной атаки.
— Идиотизм…
— Он самый.
— Ладно. Что на местах?
— На местах движуха… — Аскер начал жадно поглощать лагман. — Причем движуха нездоровая. Те люди, о которых я вам говорил, — ну, поняли. Так вот — их тайно вывели к аэродромам взлета. Вот только проблема — аэродромов-то не стало.
— Твои все отошли?
— Обижаете. Мы даже старались не лишкануть. Свое все-таки. Денег стоит. По движкам пострелять пришлось, правда.
Классические операции спецназа, как в учебнике. Патрон к винтовке калибра двенадцать и семь или четырнадцать и пять стоит от полутора до четырех рублей. Но этот же патрон, выпущенный в стоящий на аэродроме самолет, может вызвать миллионный ущерб, а в заправочный терминал — миллиардный. Истребитель-бомбардировщик — грозная штука в воздухе, но на земле всего лишь мишень. Один точный выстрел в двигатель — и он как минимум на день прикован к земле, а техники будут суматошно менять двигатель и не смогут заняться ничем иным. А если выведены из строя все самолеты, то придется заказывать и ждать запчасти.
— А что прикрытие? — поинтересовался я чисто из профессионального интереса.
— Пфе… — презрительно сказал Аскер, — детский сад, штаны на лямках. Таких только дрючить и дрючить. Только в двух случаях нас обнаружили и ни в одном из них — не попали. Козлы.
Да уж…
— Они могут вылететь гражданским рейсом, — предположил Араб, — реквизировать самолет.
— Не могут. Утром у главного терминала нашли заминированную машину. Разминируют. И кто-то позвонил и сообщил о бомбах в самом терминале. До вечера, наверное, проищут. С собаками.
Ну, вот и… ладушки. Те, кто все это затеял, думали, что все пройдет на ура, но ошиблись в одном. До этого — они сами подсыпали песочку в работающий механизм, вредили и выигрывали на этом. Теперь — они оказались на другой стороне баррикад, в роли тех, кому вредят. Звонок с сообщением об акте терроризма, парализовавший аэропорт, обстрелянная и разрушенная взлетная полоса, поврежденные самолеты. Ну как, господа, хорошо? Нормально себя чувствуете?
То
Узбек нес нам чучвару — разновидность пельменей, только они меньше, чем русские, мясо тут без свинины, рубленное ножом, а не прокрученное, и подаются они в бульоне, со столовым уксусом и острыми приправами, — как вдруг глаза его уставились куда-то за нас, он что-то увидел за фонтаном, что-то, что привело его в совершеннейший ужас. И я крикнул «Атас!», как в мальчишеском детстве, на одесских и константинопольских улицах, и толкнул моих друзей, потому что я сидел лицом к узбеку и увидел это первым…
Через долю секунды по нам открыли огонь из нескольких автоматных стволов.
Сопротивляться смысла не было — это был настоящий, черт возьми, ад. Единственное, что нас спасало — это та самая бетонная стенка ограждения — за нее успел спрятаться тот, кто не успел расслабиться после Афганистана, а тот, кто успел — увы, умер…
Пули летели градом, раскалывая и разнося все на своем пути, и толстый и довольный жизнью в Ташкенте молодой узбек упал под градом пуль первый, и сейчас я видел подошвы его ботинок, подкованных гвоздиками. Почему-то именно это врезалось в память…
Араб, с озверелыми глазами, перебросил мне из сумки пистолет-пулемет и запасной магазин. В удлиненном пятьдесят — значит, сто патронов. Если просто стрелять на прикрытие — уйдут минуты за две.
Работать надо конкретно…
— Щас пройдут к входу и порежут всех… — прошипел Аскер. У него был старомодный, но мощный автоматический «кольт» с удлиненным магазином на двадцать пять патронов.
Попытаться снять их, используя стенку ограждения в качестве укрытия? Скорее всего — ляжем, по крайней мере, кто-то из нас. Проверяемый не опередит проверяющего — старое, но не потерявшее актуальности правило. Нам надо встать, прицелиться, выстрелить. Им — только нажать на спусковой крючок, окатив роем пуль, каждая из которых пробивает стальной рельс…
Огонь резко утих — перезаряжались. Не профессионалы… чему только учат. Скорее всего — местные, террористы.
— Шумнуть?
— Не надо, — резко сказал я.
Если ты силен — показывай, что слаб, если слаб — показывай, что силен. Совершенно не к делу показывать, что у нас есть автоматическое оружие.
Кто-то из офицеров поднялся, выстрелил несколько раз — и упал. Боевики перезарядили оружие и снова открыли огонь… к счастью он успел убраться с линии огня прежде, чем пули достали его. А вот повар или один из его помощников, выскочивший в зал, понять, что происходит, на свою беду, не успел.
— Давай к кухне. Не высовываемся…
Если я что-то понимаю в жизни, эти отморозки — не единственные, кто хочет нас убить. Должен быть еще кто-то… снайпер, к примеру.
Нет. Снайпер тут вряд ли будет — слишком много зелени вокруг, нет чистой линии прицеливания. Просто стрелок, возможно, переодетый, замаскированный. И разумнее всего разместить его сзади и справа, чтобы пробивал выход из ресторана и задний двор, откуда привозят продукты…
Послышались сирены. Ближайшая трасса — проспект генерала Каппеля, в нескольких сотнях метров — здания Полицейского управления Ташкента и модерновая высотка центральноазиатского представительства Интерпола. Полицейские должны прибыть быстро…