Охота на канцлера
Шрифт:
После этого Лех перешел на балладу о коровах, мирно пасущихся на траве, об идиллической жизни в деревне, о не нарушаемом ничем спокойном ритме сельской жизни. Произнесенное на польский лад имя Хаусхофера потонуло в шипящих согласных, которыми так богат польский язык. Затем голос Леха сменила проникновенная музыка Шопена.
Переглянувшись, Войцех и Яцек воспряли духом. Лех помнит о них и приложит все силы к тому, чтобы вызволить из тюрьмы. Надо лишь в точности следовать его указаниям.
Германия (Бонн)
Весь день канцлера состоял из совещаний, приемов, заседаний и чтения срочных депеш. К шести вечера он уже так вымотался, что сначала даже не сообразил, о чем говорит один из помощников. Наконец до сознания Фишера дошли слова растерянно мявшего в руках листки бумаги молодого человека:
— Уже должен был быть готов черновик вашего выступления по телевидению и радио, а от Хаусхофера не поступало никакой информации.
— Что за черт!
Канцлер чуть не сломал в раздражении остро заточенный карандаш. Он уже настроился выступать сегодня вечером, а нерасторопность Хаусхофера срывала все его планы.
— Накормите их! — приказал начальник тюрьмы Хансйорг Таушер.
Он присутствовал на допросе Яцека Михника и Войцеха Куроня. Поляки битых три часа отвечали на самые разнообразные вопросы опытных офицеров секретной службы и порядком устали.
Двое охранников провели арестованных в небольшую комнату без окон. В середине стоял пластмассовый столик. Один из охранников остался вместе с поляками, второй вышел и через несколько минут вернулся с подносом.
Полбуханки хлеба, котелок с вареной картошкой, пара сосисок, тарелка с салатом — составили обед заключенных.
Вся пища, попадавшая в эту комнату, предварительно проверялась, специальные приборы реагировали на малейшее присутствие ядов, пусть даже в безопасных для здоровья количествах. Тем не менее, охранник должен был есть из одной миски с арестованными. Инструкция предписывала ему приступать к еде раньше поляков. Тем самым возможность отравления сводилась к нулю.
Второй охранник внес поднос, на котором стоял пузатый кувшин с апельсиновым соком, солонка, перечница и пластмассовая бутылка с кетчупом. Правила, обеспечивающие безопасность заключенных, ввел Таушер, назначенный начальником тюрьмы более двадцати лет назад.
После обеда полякам дали немного отдохнуть и затем под конвоем отвели в комнату для допросов. Там уже сидели офицеры секретной службы с раскрытыми блокнотами.
— В чем дело, Курт? — в голосе канцлера слышалось ничем не прикрытое раздражение. — Мои помощники уже начали составлять речь, а от тебя до сих пор не поступило информации…
— Я выезжаю к вам, — тяжело вздохнув, сообщил шеф германской службы безопасности.
— А по телефону сообщить мне никак нельзя? — ядовито осведомился канцлер.
— К сожалению, нет.
Не прошло и десяти минут, как Фишеру доложили о прибытии Хаусхофера.
— Эти негодяи утверждают, что именно я предложил им совершить покушение, пообещав каждому по два миллиона долларов и обеспечение личной безопасности!
Хаусхофер замер, желая узнать, какое впечатление произвели его слова. Канцлер сидел спокойно с непроницаемым лицом.
— Интересно, — бесцветным голосом произнес он.
— Разумеется, все понимают, что это бред, но поляки весьма связно рассказывают о подготовке покушения: как они купили в Афганистане «стингер», как приехали в Бонн…
— Преступники весьма точно выбрали цель — «Зеленую комнату», — оборвал его Фишер, — а насколько я понимаю, точное местоположение помещения, где должно было проходить заседание правительства, являлось государственной тайной. Поляки как-нибудь объясняют свою осведомленность?
Щеки Хаусхофера покрылись красными пятнами.
— Они утверждают, что я навел их на «Зеленую комнату».
Фишер встал, подошел к камину, поворошил угли и сел на место. Бесстрастная, чеканная улыбка застыла на его лице. Шеф германской службы безопасности перевел взгляд на камин. Огонь охватил сухое полено и вспыхнул.
— Я слышал, что в распоряжении секретной службы есть средства, с помощью которых можно заставить человека говорить правду, как бы тщательно он ее ни скрывал. Почему вы не прибегнете к ним? — холодно осведомился канцлер.
— Мы хотели заснять на видеокамеру сцену признания поляков, чтобы потом показать ее по телевидению. А если применить средства, о которых вы упомянули, то показывать их публике уже будет нельзя. Они должны сознаться и так.
Фишер поджал губы:
— Нынешние признания польских террористов бросают тень и на вас, и на меня, и на все правительство. Шеф службы безопасности Германии, как жена Цезаря, должен быть вне подозрений!
По виду канцлера Хаусхофер догадался, что беседа закончена, и поспешил ретироваться из кабинета Фишера.
США (Нью-Йорк, Чикаго, Сент-Луис, Канзас-сити)
На американской земле Соломон Гинзбург решил избрать наступательную тактику. Без предварительной обкатки программы в маленьких городах он устроил гастроли «Медрано» сначала в Нью-Йорке, потом в Чикаго. Артистов повсюду ждал успех. Наибольшее количество аплодисментов и цветов выпадало, как и следовало ожидать, на долю Веры. В довершение к этому она получила более сотни предложений руки и сердца.
Не стало исключением и выступление «Медрано» в Сент-Луисе. Сидевший в первом ряду мужчина с маленькими черными усиками на благородном смуглом лице преподнес Вере такой огромный букет роз, что два борца «Медрано», посланные Соломоном, с трудом протиснули его сквозь двери артистической уборной циркачки.
Возвратившись после представления в отель «Сент-Луис», Вера приняла холодный душ и уселась перед телевизором. На экране мелькали кадры веселого мультфильма «Розовая пантера». Несмотря на триумфальные выступления артистов «Медрано» в Америке, Вере уже хотелось вернуться назад, в Англию. И дело было не только в более спокойном ритме жизни Лондона. Вера скучала по лорду Уорбертону.