Охота на охотников
Шрифт:
– Са-анька!
– Жека!
Они обнялись, откинулись друг от друга, снова обнялись.
– Вот и встретились два самурая... Наконец-то!
– сказал Санька Арнаутов.
– Ну как ты? Где ты, что ты? Я от деда пару раз слышал, что ты успешно занимаешься бизнесом, зарабатываешь большие деньги и так далее... Но деталей не знаю.
– Дед тебе ничего не рассказывал?
– Больше ничего. У меня ведь дедушка знаешь какой, - младший Арнаутов сделал замысловатое движение, - Феликс Эдмундович Дзержинский, лишнего никогда не скажет. Все слова из него приходится вытягивать. Как из партизана... С помощью жестоких пыток.
– А я ведь несколько раз был у тебя на квартире...
– Да ну!
– удивился Санька.
– Дед мне об этом - ни слова. А я - ни слухом ни духом. Ну Зоя Космодемьянская!
– Тогда считай, что я тебе ничего не говорил и на квартире у вас не был.
– Бизнес есть бизнес.
– Младший Арнаутов засмеялся.
– Все окутано мраком тайны. Тайна сидит на тайне и тайной погоняет. Так?
– Примерно...
– Пойдем куда-нибудь в укромное местечко, - Санька обнял Каукалова за плечи, - шлепнем по паре пива, боевую молодость вспомним...
Дальше они двинулись, обнявшись.
– Во, он ещё и педик!
– брезгливо пробормотал громоздкий, с опасными мягкими движениями человек, идущий позади них, метрах в пятнадцати. На шее у него краснел свежий неприятный шрам, старательно прикрываемый шарфом.
– Что же мне дед ни слова не сказал про то, что ты к нам домой заходил?
– сокрушался Арнаутов-младший.
– Вот дед-пердед.
– Не ругай его, - сказал Каукалов и оценивающе глянул на двух длинноногих беленьких проституток со смазливыми мордашками - они громко и беззлобно, как две старые подружки, переругивались друг с другом. "Из Белоруссии, - отметил Каукалов, - говор типичный "гхэкающий"..."
Санька прекрасно ориентировался в хитросплетениях Тверской улицы и прилегающих к ней переулков, знал все здешние злачные точки. Вскоре они свернули в огромную каменную арку, которую лет пятьдесят назад явно украшали узорчатые металлические ворота, Каукалов даже пригляделся повнимательнее, пытаясь рассмотреть на темных каменных столбах следы петель, - затем ещё раз свернули, прошли сквозь длинный узкий дворик и очутились перед стеклянной дверью.
Сбоку висела доска, объясняющая, куда же попали армейские дружки. Это был Дом композиторов.
– Ух ты!
– восхищенно выдохнул Каукалов.
– Ты, Санек, что, композитор?
– Не композитор, но по кружке холодного пива нам на мой композиторский билет всегда нальют, - довольно произнес младший Арнаутов. И ещё добавят. Если в кружке окажется слишком много пены... Как там у господина Ильфа с господином Петровым? "Требуйте долива пены"?
– Не помню.
– Вперед!
– Санька подтолкнул своего дружка.
Они скрылись за стеклянной дверью. Через минуту к двери приблизился угрюмый громоздкий человек, по-собачьи принюхался к чему-то, дважды прочитал вывеску и снова потянул ноздрями воздух. Хищно улыбнулся:
– Композиторы, в-вашу мать!
Он прочно сидел на хвосте у Каукалова и решил с хвоста этого не слезать. На улице примораживало. Сандыбаев сел на скамейку недалеко от входа в Дом композиторов, поднял воротник, сунул руки в рукава, расставил пошире ноги, чтобы случайно не завалиться набок, если вдруг задремлет, и стал ждать.
Облизав языком обветренные жесткие губы, позавидовал дружкам, сидящим сейчас в буфете с тяжелыми кружками пива в руках, - небось, носы и губы в пене, на тарелках разложены бутерброды с рыбой и сырокопченой колбасой, да ещё рядом стоит пара стопочек с холодной водкой... М-м-м! Сандыбаев почувствовал, что ещё минута - и он захлебнется собственной слюной. Сглотнул комок, собравшийся во рту, замычал немо и стих. О пиве и бутербродах, о заразительном мужском застолье, приносящем столько радости, лучше не думать... Чтобы не свихнуться.
Через полтора часа дружки, которых он пас, возникли в стеклянном предбаннике, будто рыбы в аквариуме, пошатываясь и заботливо поддерживая друг друга, некоторое время плавали там, в чем-то объяснялись, - конечно же, в любви друг к другу, понял Сандыбаев, - а потом вывалились наружу.
– Ну что, разбегаемся?
– предложил Каукалову его спутник, покачнулся на нетвердых ногах, пробормотал, восхищаясь самим собой: - А как лихо мы пили в армии ликер "Шасси"! А? Из смеси технического спирта с нашатырем... А?
– И с заправкой из прокисшего клубничного сиропа, - подтвердил Каукалов.
– Вкус этот необыкновенный я буду помнить до гробовой доски.
– А деду я скажу-у...
– младший Арнаутов вздернул вверх палец и назидательно подвигал им из стороны в сторону, грозя своему невидимому дедуле, - я ему все выскажу... Чтоб не размывал старую армейскую дружбу помоями. Не годится это. Что есть - то есть, и не замай святое! Вставлю деду перо, чтоб знал на будущее...
– Парень пьяно покачнулся, Сандыбаеву показалось, что он сейчас сядет на землю, но тот удержался на ногах, обхватил обеими руками приятеля, повис на нем.
То, что Сандыбаев услышал, поначалу несколько обескуражило его - из пьяного разговора следовало, что парень этот не общался с Каукаловым давно и вообще не принадлежит к категории его друзей, так что исчезновение его не нанесет серьезного урона Каукалову, но когда он увидел, как парень обнимается с Каукаловым - крепко, по-брежневски, едва ли не взасос целуется с бандитом с большой дороги, сомнения, возникшие было, исчезли.
Этого армейского дружка - разбойника с доброй мордой, - тоже надо убрать, решил Сандыбаев. Вокруг Каукалова вообще должно остаться пустое пространство, покрытое пеплом пожарище. И чтобы на выжженном пустыре этом ни одного знакомого человека. Чтобы Каукалов с ума сходил от безлюдья. Чтобы земля горела у него под ногами.
– Послезавтра давай встретимся здесь!
– Санька топнул ногой по промороженному асфальту.
– Здесь вот, а? И поужинаем. Только не в буфете, а в ресторане. Тут хорошая кухня... Я приглашаю.
Каукалов прикинул: его "святой" день с недавних пор - вторник. На вторники назначать ничего нельзя. На другие дни - пожалуйста.
– Я тоже могу тебя пригласить, - сказал Каукалов и выразительно хлопнул себя рукой по карману, - поскольку бюджет пока позволяет...
– Платит тот, кто первый сказал: "А!" Итак - до послезавтра! Младший Арнаутов призывно поднял руку и попрощался с армейским дружком.