Охотник и его горгулья
Шрифт:
– Я тебе только что продемонстрировал образность нашего южного говора, - я даже улыбнулся.
– Но что же сие выражение означает?
– разморенная жарой горгулья, похоже, плохо соображала.
– Означает "заткнись, дорогая", - пояснил я.
– Дорога сложная, не забалтывай.
– А-а-а, - Нюка улеглась на свое место и зевнула.
– Тогда я посплю.
Так я и ехал, пока горы не расступились, и моему взору не открылось море, словно съежившееся от тяжести грязно-серого с фиолетовыми примесями неба. У самого горизонта
За поворотом, когда должен был показаться Вирескин родной город, нам перегородила путь стена с закрытыми тяжелыми воротами, возле коих несли службу четверо стражников.
– Проезд закрыт, - без особого энтузиазма сообщил лысый, моложавый… нет, это не человек, это шкаф, замаскировавшийся под человека. Шкаф, на который напялили желто-зеленую форму и для красоты повязали белый шейный платок. Эта громада согнулась вдвое, чтобы заглянуть под приоткрытый колпак.
– А что случилось? Я спешу!
Мне пришлось постараться, чтобы перекричать ветер. Внутри поднималась волна негодования. Там внизу Виреса, которой я срочно должен помочь, а тут этот…
– Гроза была. За ней туман пришел. Запрещено пускать, - объяснил он.
– Почтенный, мне туман не помеха. Я чародей, а ты… - я прикусил язык, чтобы не выругаться.
– Хоть сам Мастер. Запрещено, - непреклонно отвечал человек-шкаф.
– Опасно очень.
– А когда можно будет проехать?
– я начал терять терпение.
– Дня через три. Может, позже. Или раньше. А сейчас все подступы к побережью закрыты. Туман.
Нюка сзади зашевелилась и высунула голову.
– А что в тумане странного?
Она демонстративно зевнула во всю зубастую пасть. Стражник отшатнулся, сложил пальцы в знак, якобы отводящий беду, и только потом соблаговолил ответить:
– Говорят, сами древние боги на берег выходят с дозором. Каждый раз город десятка человек не досчитывается. Туман такой сильный, даже в домах стоит. Слухари не работают…
– Это уже не туман. Это морок, наваждение, чары, - авторитетно заметила горгулья.
– Так ты пропустишь нас, почтенный, или нам другую дорогу поискать?
Когтистая лапа легла мне не плечо, мол, не кипятись, слушай меня. Я сам все понимал, но ничего с собой поделать не мог.
– Это единственная, - заверил человек-шкаф.
– Подождите. В гостинице есть свободные места. Летом сюда редко кто ездит.
Я зло топнул ногой. Что же это? Я спешил к Виресе, а тут такая пакость!
– Я Охотник, изгоняющий, из Манеиса, - я достал свой последний аргумент - медальон Вольницы.
– Я прибыл за другим Охотником по срочному делу!
Но и эти слова не произвели на стражника никакого впечатления.
– Нет! Ворот не открою и не пропущу. Для вашего блага. Ухните в пропасть, а мне отвечать!
Я
Гостиница была трехэтажная, каменная, с просторной стоянкой для экипажей, сейчас наполовину пустой. Заклинание подсветки на вывеске давно не подновляли, и мы с трудом разобрали неоригинальное "Приют усталого путника".
Хозяин - молодой, чересчур толстый тип с красным лицом и оттопыренными ушами обрадовался нам как родным.
– Заходите! У меня и вода нагрета, и ужин только приготовили!
– с порога сообщил он.
Нам оставалось принять его предложение.
– Это подозрительно напоминает обстоятельства нашего знакомства, - не находил я себе места в номере весь вечер.
– Только кто сейчас на месте красхов?
– Не беспокойся за Виресу, - попыталась меня успокоить горгулья.
– Она все-таки дипломированный маг, к тому же имеет небольшой опыт магических расследований.
– Это меня и пугает, - я сам понимал, упрямствовать глупо. По словам стражника, там внизу нос из дома не высунешь.
– Брось! Неужели она бросится в одиночку бороться с туманом? И вообще, ты можешь поручиться, что она в городе? Я нет.
– Почему это?
– опешил я.
– Раз сразу в Манеис не рванула, как правду узнала, выходит, не верит в твою любовь, окольные пути искать собралась, чтобы освободиться.
Я был готов завыть, от злости на себя. Как я мог ее упустить? Почему так долго тянул с объяснениями? Совместные прогулки по ее приятелям, поцелуи, сладкие ночи в перерывах между расследованиями. И все. А она ждала нежности, признаний!
Это она со мной скучала - нелюдимым, хмурым сычом. Надеялась расшевелить, таская по шумным вечеринкам. Я не понимал, ворчал, упрямо тянул в постель, когда не находил подходящих слов для выражения чувств. Я виноват в расставании.
То, что дымно-белесую гадость не убрать из комнаты никакими чарами, Виреса поняла сразу. Но попыток не оставляла. Должно быть средство, чтобы хоть дома не натыкаться на столы и кресла. О том, чтобы выйти на улицу, не могло быть и речи. Потеряешься, будешь кружить на месте, пока не свалишься от истощения…
Это происходило почти каждую зиму с незапамятных времен. И всегда начиналось одинаково: налетал сильный ветер, дующий вдоль побережья. Не были ему помехой уходящие в море скалы залива. Ветер приносил жару. Вода у берега зацветала, приплывали медузы. Из мрачных глубин поднимались почти прозрачные рыбы-дивницы и заводили грустные песни, словно подавая сигнал кораблям вернуться в гавань или отойти подальше от берега. Впрочем, и без них моряки чувствовали приближение тумана. Мелкие желтовато-рыжие водоросли облепляли борта кораблей, карабкались вверх, забирались на палубу, чтобы там засохнуть и хрустящими бурыми шариками кататься под ногами…