Охвен. Аунуксиста
Шрифт:
— Да мне бы как-нибудь домой добраться, — протянул Охвен.
— Не переживай, поговорим в Морском Доме. Может быть, кто-нибудь соберется в Гардарику, — сказал Торн, но было что-то в его голосе такое, не очень уверенное.
К концу третьего дня они добрались до поселения, находящегося на самом берегу реки, как показалось Охвену. Река была широкая, но хорошо просматривался другой берег.
— Это не река. Там, за этим проливом — Дания, — сказал Торн.
— Оденсе? — поинтересовался Охвен.
Вождь отрицательно покачал головой и, более не произнеся ни слова, поскакал на берег, где виднелось великое множество разномастных
Ночевали они уже на той стороне, заплатив за постой в каком-то дворе. Все же лучше, чем лежать на земле, укрываясь плащом. Переправили их вместе с конями сразу же, едва только Торн договорился о цене. Охвен, мало заботившийся о дальнейшей миссии, заснул снов праведника. Торн же долго ворочался на своем ложе. В тысячный раз он спрашивал себя, разумно ли он поступает, отправившийся в эту авантюру, да еще втравившего в нее простодушного ливвика. С одной стороны он понимал, что, кто вспомнит старое — тому и глаз вон. С другой — кто забывает прошлое, тот лишается будущего. Те два десятника-стражника за три года могли быть легко убиты, или покалечены — уж больно здорово они презирали любых других людей, прямо как цари. Хотя, по жизни были простыми сявками. Торн почувствовал, как в нем снова поднимается волна гнева и снова сказал себе: все правильно, зло не должно быть неотомщенным. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы их уже не было на этом свете. Подумав так и отогнав тень сомнения в своей храбрости, он заснул.
9
Остров Фин встретил их мелким, почти неуловимым дождем. Сюда переправляться пришлось дольше, а плату за перевоз брали больше, добавляя еще какой-то мифический таможенный оброк. Причем, Торну пришлось раскошелиться не только за себя и карела, но и за не признающих никакой национальности коней. Обо всем договаривался Охвен, так как вождю не хватало языковых познаний.
План действий был прост, как стремление любого встречного чиновника обогатиться любым путем: отловить десятников, или, быть может, уже сотников, поговорить с ними по очереди, дать им по волшебному пендалю и успокоить, наконец, уязвленную гордость. Отлавливать должен был Охвен, а говорить — Торн.
Нравы в городе не изменились. В этом Торн успел убедиться, когда они, сдав лошадей в конюшню постоялого двора у казарм городской стражи, сами отправились в порт, где пропустили по кружечке пива и заночевали. Тихо было, как в монастыре. По местному — это называлось «порядком».
Для разговора по душам Торн нашел великолепные кусты, которые тянулись вдоль разрезавшего часть города оврага. К этим кустам как раз и примыкали казармы стражи. С утра они планировали походить по улицам города, наведаться на рынок, опознать нужных людей, проследить их обычные перемещения, потом совершить беседу, потом отправиться восвояси.
Нужных стражников вычислили очень быстро. Те оставались по-прежнему в ранге десятников, разве что животы у каждого слегка подросли и выражения лиц опаскудились до неприличия. Казалось, что за каждый шаг любого из них нужно платить, потому что этим шагом они непременно облагодетельствуют всех окружающих. Охвен, оценив, с кем ему придется общаться, забунтовал.
— Зачем я пойду с этими разговаривать? Ты посмотри на их лица! Такие же можно увидеть, если залезть в казарменный клозет и смотреть снизу вверх после того, как он наполнится страждущими!
— Нет, это будет нечестно, — возразил Торн.
— А честно будет, если твой десятник, не размениваясь на слова, зарежет меня, как овцу?
— Не боись, Охвен. Ты только скажи им, что я хочу переговорить — прибегут, как миленькие. Не захотят же они даже в твоих глазах выглядеть трусами. Только ты сначала поговори вон с тем, у которого нижняя губа висит. Он больше всего лютовал.
Охвен в сердцах махнул рукой и ответил:
— Раз так, то пойду прямо сейчас. Чего время терять?
Все оружие их лежало на постоялом дворе, перевитое веревкой с печатью: на выезде целостность печати строго проверялось. У Охвена за кушаком висел только плотницкий топор. Торн, имевший в своем арсенале лишь нож, похлопал его по плечу, ободряя для действия, и пошел ближе к кустам.
Губастый стражник в это время, лениво поцедив пиво в какой-то забегаловке, легким взмахом царственного пальца отправил своих подчиненных в только ему известное место. Те убежали, хищно облизываясь и нервно перебирая пальцами по древкам копий.
Десятник, оставшись один, медленно пошел по пустынной улице. Встречные старались не попадаться ему на глаза: резко меняли свой путь, торопливо заходили в непонятные дворы. Охвен удивился: если эта личность настолько известна в этом районе, то почему же народ старается избегать встречи с ним вместо того, чтобы вежливо здороваться.
Охвен пошел навстречу губастому и остановился перед ним за несколько шагов. Тот, заметив незнакомого человека, тоже прекратил свое шествие и уставился в карела очень неприятным взглядом.
— Здравствуйте, господин хороший! — вежливо начал Охвен.
Тот не ответил, осмотрев незнакомца с головы до ног, положил ладонь на рукоять меча.
— Здравствуйте, — снова сказал Охвен.
— Кто таков? — протянул стражник и вдруг тыльной стороной кулака ударил карела по лицу. «Хорошее приветствие», — подумал Охвен, успев, тем не менее, чуть уклониться от удара. Однако, следующий удар поддых избежать не удалось. Дышать сразу стало нечем, слезы навернулись на глаза. А тут еще этот маньяк — стражник вывернул и задрал правую руку: пришлось приподняться на цыпочки. Больно было очень, просто неестественно больно. Редкие прохожие, и так-то старающиеся не пересечься с представителем местного закона, вообще скрылись, будто растворились в воздухе.
— А вдруг я брат местного конунга? Он тебя накажет, — прошипел сквозь зубы Охвен.
— Да плевал я на всех конунгов вместе взятых, — ответил стражник. — Для тебя, мразь, конунг — я. Сейчас я тебя отведу в караулку и там буду медленно убивать.
— За что? — наивно вырвалось у карела.
— Просто так, урод. Ты мне не понравился. А, значит, не понравился Закону. То есть ты — преступник.
Говоря это, стражник с известной сноровкой обстучал все карманы Охвена и обнаружил лишь маленький сверток с янтарем. Выдернув топор, он бросил его под ноги и размашисто пнул ногой Охвена в живот. Тот, скрючившись, упал под забор. Стражник в это время достал на свет кусочек янтаря и с интересом рассматривал красоту неведомо как застывшей в толще желтого камня маленькой хвоинки. Осмотр его полностью удовлетворил, и он, довольно щерясь в свирепой ухмылке, запихнул сверток себе в карман.