Ольга. Уроки престольного перволетья
Шрифт:
– Дар свадебный гостей, – быстро ответила Ольга, не желая озадачивать батюшку.
– Чей же?
– Не припоминаю, князь.
– Свенельда, воеводы, дар, – звонко молвила Предслава. – Верно? – И посмотрела на Свенельда.
– Верно, княжна Предслава. Мой.
– Красная вещица и дорогая. Не поскупился воевода, – усмехнулась Предслава и метнула взор на Игоря.
– Самоцветы северные, Варяжским морем рождённые. Обрамление – работа мастеров новгородских, – невозмутимо пояснил Свенельд.
– Видно, воевода ещё в Новгороде их заказал, – не унималась Предслава, навязывая всем какую-то свою настойчивую мысль.
– Вновь ты права, княжна.
– А глядится, будто узорочье из греков. Тонкая работа, – оценил Адун.
– У нас на Севере золотых дел умельцы имеются, не хуже греческих, – подтвердил Яромир.
Гости ещё о чём-то говорили, поднимали кубки. Но Ольга не слышала их, в её душе зародилось смятение – слова золовки, вроде бы и похвальные, звучали как-то двусмысленно. Будто она, Ольга, сделала что-то непотребное, незримо связавшее её с воеводой, потому и получила сей дар. Эти слова были призваны заставить её супруга задуматься о том и возбудить в князе недовольство. Мелькнула мысль – как Предслава узнала, что дар был от Свенельда? Но Ольга тут же объяснила самой себе это обстоятельство тем, что, вероятно, воевода самолично показал своей полюбовнице узорочье для будущей княгини.
Если намерения золовки Ольга истолковала верно, то выходит, что как будто не замечавшая её доселе родственница таила к ней явную неприязнь. Впрочем, то не диво – батюшка ведь её предупреждал. А может, Предслава старалась уязвить воеводу?
Ольга украдкой взглянула на Свенельда. Воевода был спокоен, что-то обсуждал с Асмудом. Но едва она посмотрела – ответил быстрым, коротким взглядом, чуть склонил голову и следом как ни в чём не бывало продолжил разговор с десницей, лишь незаметным движением вдогонку приложил руку к сердцу – будто в благодарность за её выбор или же в извинение, потому что в обращённых перед тем к ней глазах Свенельда Ольге почудилось сочувствие…
После вечери князь зашёл в Ольгины покои: хмурый взгляд супруга не предвещал ничего доброго.
– Благодарю тебя, княже, за прошедшую вечерю. Была сердечно рада встрече с батюшкой и братом, – сказала она торопливо и вполне искренне.
Игорь приподнял брови, удивлённый её неожиданной решимостью и нарушением запрета на разговоры. Недовольное выражение на его лице, однако ж, сменилось задумчивым – исполненные благодарности слова, пожалуй, можно было и простить.
– Да, душевные посиделки вышли, семейные… – он помолчал, о чём-то размышляя. – Вот только зачем эти рясна надела? Разве не ведаешь, что даров чужих мужей тебе носить не пристало?
– Прости, княже. Не подумала. К наряду подошли – вот и надела.
– А ты должна думать. Должна думать обо всём, что твоего супруга и князя касается. Кривотолки я слушать не желаю....
– Велишь вернуть сей дар?
– Велю тебе их снять и мне немедля отдать, – раздражённо сказал Игорь. – Прочее – не твоя забота.
Ольга сняла очелье, отцепила привески и протянула супругу.
– На стол клади.
– Остальные свадебные дары тоже изволишь изъять?
– Изъять? Укоряешь, что ли, князя своего?
– И в мыслях не было. Прости неразумницу, – поспешно отозвалась Ольга.
Князь какое-то время смотрел на неё и вдруг усмехнулся.
– Какая ж ты неразумница? – смилостивился Игорь, удовлетворившись, верно, её жалким, испуганным видом. Подошёл к ней, погладил по щеке. – Просто молода да избалована батюшкой, дочка любимая. Дурного ты не видела. Вот благодарности и не ведаешь. Научишься благодарности, и впредь дурного не увидишь… А отчего ты, прекраса моя, на вечерю в Пировальню не спускаешься, рядом с супругом за стол не садишься гусляров да потешников послушать? Смущаешься? Или не любо? – князь пытливо посмотрел ей в глаза, будто всё названное Ольга не делала по собственной воле.
Какого же он ждал от неё ответа? Думал ли узреть радость на её лице?
– Желаешь меня видеть на вечере – явлюсь. Мне всё любо, что тебе угодно. Благодарю тебя, – пробормотала Ольга, потупив взор.
– Ну вот же! Золотые слова! На лету всё схватываешь! А говоришь – неразумница! – Игорь довольно рассмеялся. – А дрожишь почему? Боишься меня?
Ольга помотала головой.
– Верно, бояться меня тебе незачем, но слушаться и любить должно… Я же тебе не враг, а супруг. Но и твой князь – не забывай об том. Так отчего дрожишь? Ответь.
– Холодно.
– Холодно? – насмешливо переспросил князь, потому что в покоях было душно. – Коли так, могу и согреть… – его рука легла ей на поясницу. – Готова ли ты уже телесно к мужней ласке?
– Н-нет ещё, княже, – с запинкой ответила Ольга, опасливо ожидая увидеть недовольство на его лице.
– Ну, ничего, – неожиданно добродушным голосом откликнулся князь. – У меня нынче тоже иные заботы. Дружина ждёт за столом в гриднице. До завтра, прекраса моя, – он убрал руки, взял со стола украшения.
Ольгины колени подкосились, она упала на скамью и закрыла лицо руками. И ведь супруг ничего плохого ей не сделал, напротив, был на диво спокоен и даже как будто добр… Да уж, мнимо добр… Издеваясь над ней и унижая…
Встреча с родными, вместо того, что укрепить её волю и стойкость, совершенно лишила её сил – всего-то и хотелось, что жалеть себя и лить слёзы, вспоминая свою беззаботную жизнь в Плескове и размышляя о будущем, мнившемся совсем безрадостным. Что же с ней случилось? В кого она превратилась? Где та Ольга, которая не боялась отказывать князю и стреляла в его гридня? На смену ей пришло какое-то иное существо – испуганное и затравленное…
3. Были и басни
Следующие два дня прошли в разъездах и заботах.
Сначала Ольга с Яромиром и Искусеном, в сопровождении отряда гридней отправились в подаренный князем удел.
Село-застава Высокое, укрепленное земляными валами и бревенчатыми стенами, располагалось на горе всего в шестнадцати верстах на север от Киева. С горы открывался впечатляющий вид на Днепр, русло которого здесь, не успев пополниться водами впадавшей чуть ниже по течению Десны, было уже, чем у Киева.