Он увидел
Шрифт:
— Ничего… Я так.
— Да нет же, я вижу!
— Вы меня испугали. Мне вдруг показалось, что вы всегда такой. Я понимаю — шутка, только все равно ужасно. Это позор, когда человек повелевает другим человеком.
— А, вот вы о чем… Ну, а то, что другой подчиняется, не позорно?
— Нет. Это печально и некрасиво. Но он подчиняется силе, а вы силу применяете. Я не могу постичь людей, которым нравится командовать. По-моему, это просто безнравственно.
— Но есть люди, которым нравится подчиняться, — с любопытством возразил Григорьев.
— Если они подчиняются добровольно — почему же нет? Я ведь не о том. На этого
Григорьев задумчиво ее рассматривал.
— Сашенька… А вам уже пора возвращаться домой?
— У меня ведь нет дома, Николай Иванович.
— А мама?
— Я с ней давно не живу. Я обманула вас, Николай Иванович. Никакой кот маму не царапал, то есть он царапал, но в прошлом году. И живет она не в Смоленске. Я просто так поехала, Николай Иванович.
— Как — просто так?
— Я уволилась, Николай Иванович.
— Но почему? — растерянно пробормотал Григорьев. — Почему?
— Допустим, захотелось посмотреть другие места.
Григорьев помолчал.
— Вы из-за меня? Да ведь не стою я того, чтобы вы обо мне так. Даже сказать не знаю что… Милая вы, хорошая, замечательная Сашенька. Ну, вот спасибо, вот руки ваши целую… Но что я могу сделать для вас такое, чтобы не словами только… Сашенька, что мне сделать для вас?
— Николай Иванович, Николай Иванович… Ну, что вы, Николай Иванович!
— Нет, нет, я очень прошу, — не отставал Григорьев. — Ведь есть же, наверно, у вас какое-нибудь желание? — спрашивал он, будто исполнять желания других для него привычный пустяк.
— Да, — ответила Санька, тоже не сомневаясь в том, что он может исполнить то, что она ему скажет. — Есть. Вот вы недавно сказали, как трудно человеку найти в себе что-то. Но ведь вы нашли? Нашли, правда? Вот я и хочу, очень, больше всего на свете хочу, чтобы вас никогда не покидало то, что вы нашли.
— Да ради бога, да что же я нашел, Сашенька, что вы говорите? Я весь как спутанный клубок, я сам себе не рад, я не знаю, куда идти и что делать, у меня голова раскалывается! Я хочу чего-то другого, я никого не люблю, мне нет покоя, мне всех жалко, меня все возмущает, я хочу чего-то странного, я протестую, я презираю себя до бесконечности…
— Я буду вашим другом, и вам иногда будет не до конца страшно.
— Сашенька, вы говорите что-то странное, — улыбнулся Григорьев горько.
— Я тоже имею право хотеть странного, — серьезно отвечала Санька.
— Да зачем вам все это?
— А зачем человеку цвет заката? Ни пришить, ни пристегнуть, а остановишься и смотришь. Скажите, зачем человеку мысли?
— Боже мой, боже мой! — пробормотал Григорьев, сжимая ладонями виски. — И в муке будешь рожать детей своих… Я рожу ублюдка, Сашенька.
Он сжал кулаки и ввинчивал их в свою голову, в свое бессилие, в свое бесполезное отчаяние, и в эту минуту подтанцевал к столику гибкий официант с подносом на расставленных пальцах левой руки И увидел лорда, по русскому пьяному обычаю в отчаянии подводящего итог своей жизни, и замер на миг в изящной позе изумления. Губы официанта дрогнули, в презрении, глаза сузились, он ловко расставил принесенное, и можно было в книгу предложений, занести общественную благодарность, но Санька все же заметила тенью сопровождавшую каждое его движение оскорбленность, и удалился он на этот
— А вы его разочаровали, — сказала Санька. — Вы забыли изогнуть бровь.
* * *
— И все-таки мы сегодня гуляем, Сашенька, — вздохнул Григорьев, пройдя полквартала после ресторана.
— Здесь река и пароходы, да? Давайте на пароходе сплаваем? — предложила Санька.
— А что? — обрадовался Григорьев — Я когда-то зайцем плавал и вверх, и вниз. А однажды собралась компания, молоток, топор захватили, буханку хлеба и тринадцать копеек денег и решили повторить поход Амундсена к Южному полюсу: река-то на юг течет, логика железная! Через два дня нас сцапали, вернули по домам, остальных выпороли, а мне отец сказал: «Гм, гм, молодой человек… Придется вам отчитаться в срыве такой важной экспедиции перед Министром Географии и Путешествий. Он сейчас вас примет». И вышел. А через несколько минут вернулся в индейском головном уборе из перьев — мы его сами клеили из петушиных хвостов — и завернутый в байковое одеяло. «Жаль, жаль, — сказал мне Министр Географии и Путешествий, — нам очень нужен Южный полюс. Вы были начальником экспедиции? Прошу вас представить письменный отчет: на одной стороне тетради вы перечислите все снаряжение, которое брал с собой в плавание Амундсен, а на другой все, чем располагала ваша экспедиция. Потом мы подумаем, какие шаги предпринять дальше». И Министр Географии и Путешествий, неподвижно неся на гордой голове прекрасные петушиные перья, удалился по другим важным географическим делам, а начальник экспедиции остался составлять отчет.
— И составили?
— Конечно. Правда, для этого потребовался месяц, но составил.
— Хороший у вас был отец, — сказала Санька и, спохватившись, что встала на весьма шаткую почву, добавила: — А я своего почти не помню, они с матерью все время расходились. Он появлялся на неделю, а исчезал на год. И ни разу со мной ни о чем не поговорил. А потом и совсем где-то затерялся.
— Решено, Сашенька, мы с вами отправляемся в плавание.
Они спустились по круто убегающей вниз улице к пристани, у которой их ждал дрожащий в нетерпении белый пароход. Григорьев поспешил к кассе-теремку, где за крохотным окошечком сидел кто-то невидимый, как фантом.
— Нам два билета.
— Куда? — сурово спросил фантом.
— На Южный полюс, — легкомысленно сказал Григорьев.
В ответ окошечко захлопнулось.
— Дайте я, — предложила Санька и постучала и раз, и другой.
— Надо трижды, как в русских сказках, — сказал Григорьев.
Санька постучала интеллигентно в третий раз. Окошечко неодобрительно открылось.
— Чего хулиганите? — невидимо спросили из него.
— Понимаете, мы приезжие, — сказала Санька. — Нам все равно, мы просто хотим посмотреть.
— Класс?
— Девушка, нам нужен, конечно, самый лучший класс.
— А люкс не хотите? — язвительно поинтересовались из терема, похожего на звездолет.
— Давайте люкс! — обрадовался Григорьев.
Из окошечка вместе с билетами вырвалась упругая волна недоброжелательства.
Белый трехпалубный красавец баритонно просигналил дважды. Они побежали к сходням.
— Вам вниз, — сказал палубный матрос, взглянув на билеты.
— Почему вниз? Мы просили люкс.
— У вас нижняя палуба, граждане.