Она уходит по-английски
Шрифт:
Так и у нас. Не привыкшая с детства к хозяйству Катька напрягалась от того, что нужно было стирать, гладить, следить за чистотой в доме. Ходить за продуктами и готовить каждый день завтрак, обед и ужин. Притом что я всячески ей помогал, а не лежал на диване, потягивая пиво.
Как-то вечером я пришел с работы уставший и голодный. Разделся, закинул грязную, пропотевшую рубашку в стиральную машину, сел за стол и спросил, закурив:
– Дорогая, что на ужин?
Молчание.
– Катенька?
Молчание. Иду в комнату. Она за ноутбуком делает отчет
– Ты что-нибудь готовила на ужин?
– Нет.
– А ты хоть что-нибудь сама ела-то?
И тут взрыв эмоций.
– Что ты пихаешь в меня эту еду? Хочешь, чтобы я толстой стала и никому не нужной?
– В смысле -никому ненужной?
– спрашиваю я удивленно.
– Ты мне нужна.
– Вот именно, только тебе. А я так не могу. Я должна чувствовать, что нравлюсь людям, коллегам, неважно кому. Я привыкла быть в центре внимания. Поэтому я утром по два часа собираюсь, только поэтому я покупаю сразу три понравившихся мне белых сорочки. Когда я выхожу на улицу, я должна выглядеть сногсшибательно!
Я встал и пошел обратно на кухню.
– Стой, я не договорила. Вернись, сказала!
Я открыл холодильник, достал два яйца и последнюю полоску бекона. Поставил на плиту сковородку, налил масла и стал ждать, пока нагреется.
– Ты думаешь, что один работаешь?- сказала она, придя следом.
– Я тоже пашу целый день и имею право отдохнуть.
– Кать, ну что ты завелась?
– спросил я, разбив яйцо в сковороду.
– Да, я работаю. Устаю. И ты работаешь. И ты устаешь. Но так принято, что жена должна вести хозяйство, разве не так у твоих родителей?
– Ты моих родителей не тронь. Мой отчим полностью обеспечивает мать. Она может позволить себе не работать и вести хозяйство. Он добился всего сам и не бежит к мамочке при первой же возможности.
– Ему пятый десяток, его мать померла давно, а мы с тобой только начинаем жить. Ты же видела, за кого выходишь замуж. Никто не обещал сразу золотых гор.
– Какого рожна ты тухнешь в этом бюро? Давно тебе предлагала представителем попробовать.
– Но у меня нет медицинского образования! Как я буду работать?
– Как хочешь, но с теми копейками, что ты приносишь, долго мы не протянем. И, кстати, в выходные я иду с друзьями на день рождения. Подруга пригласила. Ты ее не знаешь.
– Но мы же вроде к нашим родителям собирались в гости.
– Один съездишь к мамочке. Моих родителей дома не будет.
– В смысле? Ты что на день рождения одна поедешь? Это ты считаешь нормальным? - Ты там никого не знаешь и будешь лишним, да и что вообще такого? Мне теперь дома сидеть с тобой всегда? Я не могу с друзьями встретиться?
– У тебя кто-то есть?
– Ревнуешь? Как это трогательно.
– У тебя есть кто-то?! Отвечай!
– Не ори. Нет у меня никого.
– Я не верю тебе. Ты врешь. Кто он?!
– Я только твоя и ничья больше, - пританцовывая около зеркала, сказала она.
Я жевал кусок жареного бекона, больше похожего по вкусу на резину, и не знал, как поступить дальше.
– Чего ты молчишь, дорогой?
– ехидно спросила она, садясь на табурет напротив.- Ты уже не любишь меня?
Она всегда так делала, а я не успевал перестраиваться.
– Люблю, но знаешь, мне кажется, мы поспешили со свадьбой. Ты еще, видимо, не нагулялась. Я даже так скажу, меня ты видишь отличным заботливым отцом лет так через пять, может семь, а сейчас тебе это совершенно не нужно.
– Да, зайка, - ерзая от возбуждения на стуле, сказала она.
– Ты прав. Я действительно не нагулялась.
Я встал и начал мыть тарелку под краном. А она подошла сзади и обняла.
– Ну не сердись, Максик. Я очень тебя люблю, но ты тоже должен меня понимать. Все у нас будет хорошо. Через недельку мы обязательно купим тортик и приедем к твоим родителям, а завтра я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Просто обедала в офисе с коллегами, а сейчас есть, совсем не хотелось. Еще регионал отчет заставил за неделю сделать.
– Все нормально, - ответил я, как обычно смягчаясь.
Я очень ее люблю и боюсь потерять. Жизни без нее не представляю. Это - как отрезать половину сердца и залепить пустоту цементом.
С того вечера все хлопоты по дому пришлось взвалить на себя. Раз в неделю пылесосил полы, стирал белье, выносил мусор, начал сидеть на кулинарных сайтах и в блогах, вычитывая рецепты. Учился готовить.
Я ничего об этом не говорил ни ее родителям, ни своим, хотя моя мама чувствовала, что сын не весел. Мы все чаще стали устраивать вечеринки на съемной квартире, приглашая только ее друзей. Все чаще стали проводить время в торговых центрах, этих островках призрачного благополучия. Когда свадебные деньги закончились, Катька настояла, чтобы я продал свои "Жигули" двенадцатой модели, которые мне подарили родители на восемнадцать лет.
Если сейчас скажу, что все деньги от продажи мы потратили за один день на шмотки, вы поверите?
Вся квартира была завалена пакетами. От лейблов рябило в глазах, словно золотой осенью в лесу. Мы отложили, правда, немного, но почти вся сумма камнями легла на дно бездонной реки потребления. Ссоры с Катькой прекратились на несколько месяцев. Золотой телец был задобрен. От мамы продажу машины я скрывал до последнего.
Заводской район, где жили родители и родились мы с братом, издавна был промышленным, центром которого являлся литейно-механический завод с грозными, как огнедышащие драконы, доменными печами.
После школы у ребят был небольшой выбор. Либо идти учиться в техникум, осваивая профессию металлурга и ежи с ними, либо, кому позволяло положение в семье, поступать в институт, учиться на инженера.
Заводской район был местом обитания целых поколений трудового народа, нескончаемыми ниточками тянущихся в далекое прошлое, и одновременно местом последнего пристанища. Так сложилось, что рядом с котлованом будущего, вечно угрюмого гиганта, располагался старый, всеми забытый погост за чертой города, с покосившимися и полусгнившими крестами.