Она уходит по-английски
Шрифт:
– Ты меня знаешь, я как огурец. Сейчас только приберу со стола. Он взял пустую сковородку и кинул ее в раковину. Звон потряс мои перепонки. Паша несколько раз моргнул сонными глазами.
– Теперь пошли, - сказал Степан.
Пока одевались, подошел Николай, и сказал:
– Брат, ты уж извини, что так вышло. Ты приходи завтра. Кристина тебя вне очереди обслужит по первому разряду за мой счет. Хорошо, брат?
– Отвали от него...- сорвался Степан.
Николай злобно оскалился.
– Спасибо, но я пока воздержусь, - ответил я, услышав стоны Кристины в зале
– Женат. И хотел ему показать кольцо на пальце, но увидел, что кольца нет.
– В одно место засунь себе этот палец, шакал!
– уходя к себе в комнату, сказал Николай.
– Зря я тебя не зарезал.
– Что ты ему средний палец показываешь, а?
– как конь заржал Степан.
– Они же не выносят этого.
Видимо, я тоже порядочно напился, что даже не сразу заметил, как показал Николаю средний палец, а не тот, где обручальное кольцо. Оно было на месте. Пронесло. Я выдавил из себя улыбку, словно последнюю зубную пасту. Пора валить отсюда, от греха подальше. Вряд ли что-то тут можно поправить. Все зашло слишком далеко, и даже сам Степан уже наверняка не знает, когда и что пошло не так, хотя это в его стиле - все пускать на самотек. Мне бы со своей жизнью разобраться. Андрей был прав.
Перед самым выходом я махнул на прощание рукой Паше, который задремал за кухонным столом, подложив под голову ладошки. Жаль его, конечно, и мать его тоже жаль.
На улице уже горели фонари, тусклый свет от которых еле-еле пробивался сквозь мерно падающие хлопья снега. Мы, не торопясь, шли по дороге.
– Я хочу скопить денег и уехать из этого проклятого дома, - сказал, ежась от холода, Степан.
– Мне все здесь опротивело: все, кто тут когда-то жил, справлял свадьбы, юбилеи, поминки. Тусклый свет в окошке за зеленой шторой у бабки Мани опротивел. Я даже не знаю, жива ли она еще? Мужичье заводское, играющее в домино, опротивело. Качели ржавые опротивели. Тут повсюду смердит, как прокисший квас. Когда-нибудь все равно снесут его, сравняют с землей. Подкоплю денег, продам квартиру и на море - жить, где тепло, где нет затхлости.
– Не переживай. Накопишь и уедешь. Главное, пить завязывай.
Мы подошли к магазину и решили выкурить по сигарете.
– Однажды в детстве мне как-то не спалось из-за ангины, - сказал я.
– Так вот, сижу на подоконнике и своими глазами сквозь пелену окна вижу деревянные дома, молоденький тополь и двух влюбленных под ним на лавочке. Говорят, раньше на месте нашего микрорайона была деревня. Потом ее снесли, проложив бульвар и выстроив панельные дома. Старый тополь у нас во дворе, кстати, после видения почти сразу срезали. Остался лишь пень. Вот и скажи - что это?
– Ты не пил в тот вечер?
– спросил он, все еще шатаясь.
– Смеешься, что ли? Мне лет шесть было от силы.
– Тогда не знаю, - сделав несколько затяжек и кинув сигарету, сказал он.
– Пошли. Холодно.
Я тоже свою сигарету выкинул и растер ногой.
Мы, ежась от мороза, быстрей зашли внутрь, взяли корзинку и направились сразу в винно-водочный отдел.
– Помню, как вместо этого супермаркета, был обычный гастроном и вон в том углу (Степан показал рукой) стоял автомат по продаже томатного сока. Ты брал чистый стакан, бабушка клала в кассу две копейки, и тебе наливали самый вкусный в мире сок.
– А я помню последние автоматы с газированной водой на улице.
– Сейчас они уже на свалках, наверное, ржавеют, - ответил Степан, рассматривая этикетку на бутылке.
Охранник стоял рядом и как бы тоже рассматривал этикетки.
Положив в корзинку бутылку водки, кока-колу, сигареты и несколько бутылок пива, мы пошли на кассу. Охранник уже стоял около входной двери.
– Девушка, а не хотите составить мне на ночь компанию?
– спросил Степан кассиршу заплетающимся голосом.
Она подняла на него свои недобрые уставшие глаза и буркнула:
– Егор, иди сюда.
Охранник Егор сразу подошел.
– Так, спокойно, - сказал я.
– Не нужно охраны, сейчас мы расплатимся и уйдем. Он пошутил просто.
– Знаю я вас, шутников, - сказала она.- Ходят тут всякие по ночам. Вам лучше убраться по добру.
Я не стал реагировать, оплатил молча покупки, уложил все в пакет и повел Степана на выход.
– В этом гастрономе всю жизнь проработала моя бабушка, а вот кто ты такая?!
– крикнул Степан.
– Сама убирайся!
– Замолчи, дурак, - сказал я.
– Тебе пить совсем нельзя.
Мы вышли на улицу. Я плотно укутал горло в воротник пальто и надвинул на лоб шапку.
– Тебя проводить?
– Сам дойду, - пробурчал Степан и пошел в сторону дома, брякая бутылками в пакете.
На самом деле, это не дом Степана - прокисший квас, а молодость наша уже смердит. Призраки, одни сплошные призраки, как в нашем конструкторском бюро, где я один на всем этаже работал за кульманом, в затхлом помещении с тусклой лампочкой.
Теперь моя жизнь - это Катька. Мой смысл жизни - это сделать ее счастливой. А как я буду зарабатывать эти деньги - совершенно неважно. Будет она счастлива, будет и мне хорошо. Жизнь сузилась до одного человека. Эта компактность мне нравилась, а Степан, Андрей, Ленка - это всего лишь гнилые яблоки на дереве жизни. С минуты на минуту должны были упасть.
Глава 3.
Телефон истошно трезвонил уже второй раз. Я с трудом разлепил правый глаз и решил не снимать трубку. "Кто сейчас вообще пользуется домашним телефоном?"- вопросительно подумал я. Трубку положили.
Сон вновь начал завладевать моим сознанием, но, где-то через десять минут, уже в третий раз надоедливый китайский мотивчик из трех нот начал настойчиво хотеть, чтобы я поднялся. Мне пришлось вылезти из теплой кровати и, шатаясь, пойти на кухню:
– Але, - сказал я, чувствуя сухость во рту, как будто всю ночь ел песок.
– Спишь?
– Вить, ты, что ли?
– Я, - ответил брат.
– Слушай, у тебя еще блокноты с ручками остались?
– Остались вроде, - ответил я, посмотрев через балконную дверь.
– Коробки две кажется.