Она уходит по-английски
Шрифт:
Безумие этой новой одухотворенной детали делали квартиру Степана совсем немыслимой, как воздух на Луне.
Я убавил огонь на плите, чтобы в чугунной сковородке не подгорела картошка, и рассеянно спросил мальчика:
– Тебя как зовут?
– Паша, - тоненьким голосочком ответил он.
Его внимание привлекла пачка сигарет, лежащая на столе. Я взял ее и положил на холодильник подальше от глаз.
– Ты чей вообще? Как сюда попал?
Было слышно, как Степан где-то в закоулках своей
– Я мамин и папин, - спокойно ответил Паша, совершенно не реагируя на шум и крики.
– Так... А где твои родители?
– Мама в больнице, а папа тут.
Ссора накалялась, и было слышно, как Степан угрожает выселить всех. Что-то упало на пол и с дребезгом разбилось.
– Ты тут посиди, дружок, а я пойду, посмотрю, что там случилось. Хорошо?
– Хорошо, - ответил он.
– Ну просто ангел воплоти, - подумал я и пошел по коридору на шум.
Картина, которая предстала моим глазам в коридоре, была плохо перевариваемой для моего сознания. Степан ползал на корточках и собирал стекла от разбившейся рамки с фотографией. Не чувствуя боли, он хватался за острые стекла, смешивая свою кровь с половой грязью.
Дверь в зал была закрыта.
Я поднял фотографию с пола и положил ее на галошницу. Потом сходил в туалет, взял веник с совком и подмел все стекла. Степан в это время что-то нечленораздельное бурчал под нос.
– У тебя есть перекись и бинты?
– Не знаю, - сказал Степан, заплакав.
– Он снял рамку рукой, Макс, и кинул ее на пол со всей силы. Я ему этого не прощу.
– Успокойся, Степ, - зарычал я.
– Пошли на кухню.
В соседней комнате за дверью плакали дети.
– Не пойду, - хныча и вытирая сопли, сказал он.
Я взял его под руку и силой повел на кухню.
– Не бойся, малыш, дядя Степа порезался просто. Сейчас мы его перевяжем.
– А я и не боюсь, - играючи ответил он.
Усадив Степана на второй табурет и прислонив его спиной к холодильнику, я открыл дверцу в поисках водки, чтобы продезинфицировать руки.
– Так, что у нас тут... Пакет с апельсиновым соком. Мимо. Две бутылки с дешевым красным вином. Тоже мимо. Пиво опять мимо.
– В морозилке посмотрите, дядя, - сказал мальчик со смешком.
– Папа туда положил огненную воду.
Я подмигнул ему и открыл отделение морозилки. Лежали кусок заледеневшего сала и две по 0,75 литра бутылки водки. Вытащил одну и закрыл холодильник.
– Подставляй руки, - отвинтив крышку, сказал я Степану.
– Что? Ты это... Чего удумал? Зачем продукт переводить, а?
– Замолчи и давай руки.
Он смиренно подставил свои ладони, и я полил их водкой. Степан застонал.
– Терпи.
Потом отмотал бинт, который нашелся в пустой хлебнице, и перевязал ладони.
– Ты теперь как кикбоксер, - сказал я, запыхавшись немного.
– Чепуха, пройдет, - пробубнил он и сделал несколько глотков водки из горла.
– Слушай, ты бы завязывал, а то до беды недалеко так.
– Не учи. Моя жизнь, моя квартира.
– Да я не учу, переживаю за тебя.
– А мне на твои переживания плевать!
– отрезал он, ударив по столу кулаком.
– Ты не бабка моя, чтобы переживать. Это та все переживала.
Паша впервые отреагировал не улыбкой, а испугом в глазах.
– Эй ты, потише. Ребенок все-таки, не будь свиньей.
Степан повернул голову к мальчику и сказал:
– Пардон, месье.
– Кстати, чей ребенок и что он тут вообще делает? Время недетское. Он сказал, что его мать в больнице, а отец здесь. Где отец-то?
Степан посмотрел на меня вытаращенными глазами. Я тоже на него посмотрел.
– Слушай, чего тебе вообще здесь надо? Вали к себе домой.
– Чей ребенок?! Это не шутки уже.
– Пошел ты...
– Паша, закрой ушки и глаза, досчитай до десяти и потом открой. Умеешь считать?
Он кивнул.
– Вот и хорошо. Закрывай.
Паша закрыл.
Я подошел к Степану, поднял его с табурета и потащил в зал. Степан зацепился рукой за клеенку, как за последнюю соломинку, и вместе с ней все попадало на пол. Одна банка тушенки закатилась за холодильник, а вторая подкатилась к раковине.
– Бум!
– крикнул Паша.
– Хорошо, хоть бутылку с водкой поставил на холодильник, - подумал я.
Надежда уложить Степана на диван отсыпаться рухнула сразу, как я втащил его в зал.
Пришлось несколько раз самому закрыть и открыть глаза, чтобы поверить в реальность происходящего.
Какой-то мужик, с приспущенными брюками и в пиджаке, пристраивался сзади к девушке. Вообще ничего не понимая, я почти толкнул Степана на диван, а сам рявкнул:
– Ты кто такой ...?! Совсем .... что ли тут?!
Мужик лишь на секунду отвлекся, сказав:
– Я заплатил. В очередь если что, парень.
– Что?!
Я подошел к нему и оторвал его от бледной девушки за плечо.
– Ты что не понял, а? Убирайся отсюда, мразь! Тут дети!
Он, наконец, отцепился от женщины, встал во весь свой немаленький рост, откинул со лба темную путаницу волос и крикнул в коридор:
– Сынок, с тобой все хорошо?
– Да, пап, - ответили ему с кухни.
Я ошалело смотрел то на него, то на бурчащего Степана.
Мужик, поддерживая брюки рукой, пошел в соседнюю комнату, открыл дверь и с порога спросил: