Она уходит по-английски

Докучаев Сергей

Одна моя часть, опираясь на реальные воспоминания, хотела видеть Катю. Опять хотела видеть. Она любила Катю, а вторая моя часть, второй я, который находился в этом жутком подвале, уже сидел и сжигал все архивы по ней, кочергой вороша пепел.

Я не знал, кому подчиняться. Осадок. Жуткий осадок. Черная грязь, похожая на кофейную гущу, осела на дне души. У меня затряслись руки. Я совсем обессилел. Попросил отца позвать врача. Он быстро вышел в коридор и сказал медсестре, чтобы позвали врача.

Елена Николаевна, цокая каблучками, быстро прибежала с тонометром в руках. Послушала,

и, кажется, поняла, в чем дело. Быстро выбежала, и уже вдвоем с хирургом забежали в палату. У него в руках был внешний кардиостимулятор. Он быстро отсоединил провода от моего и накинул ими принесенный водитель ритма, как обычно говорили в реанимации. Мне сразу стало легче.

– Батарейки сели, - сказал она.
– Скоро мы тебе постоянную машинку установим.

– А без него никак?

– Нет, Максим, никак. Ритм не восстановился. Видишь, красная лампочка горит, а должна гореть зеленая. Придется поставить, но ты не переживай. Он совершенно не мешает жить. С ним даже на самолетах можно летать.

– Хорошо. Надо - так надо. А когда мне можно будет начинать вставать? Ходить? Так надоело в четырех стенах лежать.

– Придет завтра биопсия, будет все хорошо - разрешу вставать и с помощью поддержки Петра Михайловича ходить, а там, может, и в коридор на каталке будешь выезжать.

– Хорошо.

Она вышла.

– Пап, налей воды. Пить хочу.

Отец встал и налил в кружку воды. Дал мне. Я выпил. Вода приятно охладила пищевод, смыв накопившуюся на стенках химию.

– Еще чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

Я посмотрел в телефон. Проглядел другие входящие сообщения. Часть ранних писем от жены, из разряда: "Что с тобой?", "Куда пропал?". Остальные были с работы. Среди них это:

"Максим, добрый день, это Ирина. Я в курсе о твоем положении. Желаю тебе скорейшего выздоровления. Твои сотрудники переданы в подчинение Игорю. Пришлось укрупнить дистрикторат. На совещании было принято решение о твоем увольнении по законодательству в связи с болезнью. В виду твоих заслуг перед компанией это решение далось нам тяжело. Извини, но ты сам понимаешь, что не сможешь уже работать на высоком уровне. На твой домашний адрес придет официальное письмо. Как только сможешь, приезжай в офис, закончить формальности. Все, что полагается по деньгам, компания уже перечислила тебе на карту. Успехов в дальнейшей жизни!"

Мне стало тошно. Я отбросил телефон.

– Тяжело им, видите ли.

– Чего?
– спросил отец.

– Меня с работы поперли. Вот сообщение прислала начальница.

– Ну, это понятно. Куда тебе теперь пока работать. Хорошо, хоть жив остался, и то ладно.

– Пап, да как ты не понимаешь, что работа для меня была всем. И хлебом, и развлечением. После этого конструкторского бюро работа в компании стала для меня глотком свежего воздуха. У меня впервые начало что-то получаться. Я был на виду. Я был звездой. А как теперь мне семью кормить? Да от меня ведь Катька уйдет.

– Ну, во-первых, если любит, то не уйдет. Что значит уйдет? Она клятву верности на свадьбе давала? Давала. Своими ушами слышал. Как там говорится. И в горе и в радости. В радости пожила, так пусть теперь немного в горе побарахтается. А как вы хотели? Во-вторых, с голоду не помрете. Поможем всем миром. Я знаешь, какую тушенку с цеха приволок. От тарелки не оторвешь.

– С цеха?

– Ах, да. Меня взяли в наш бывший цех. Там теперь тушенку делают китайцы. Все легче, чем болванки чугунные вытаскивать из печи.

– Я без работы не смогу. Мне что-то делать нужно, пап.

– Что тебе до работы теперь этой? Смотри, как они тебя там любили, если человека только с операционного стола перетащили, а они уже шлют извещение об увольнении? Ну, разве это по-человечески? Переживали они тебя и выплюнули, как отработанный материал.

У нас на заводе, по крайней мере, раньше, если человек получал производственную травму или по старости больше не мог выполнять тяжелую работу, так из уважения подыскивали какую-нибудь должность. А человеку много и не нужно. Он уже рад. Вроде бы еще полезен. Нужен. А у вас в ваших компаниях? Как машина. Без души все.

– Так-то оно так, пап. Могли, наверное, что-нибудь в офисе подыскать. Предложить хоть бы. Где теперь работу найти. Ведь инвалидность дадут.

– Ты об этом лучше пока не думай. Ты лучше о себе думай и сил набирайся. Это не шутки, сердце поменять.

День прошел в томном смятении и ожидании чего-то. Я пил горстями таблетки, от вида которых меня тошнило. Никогда не думал, что человек может пить столько таблеток. Я специально сосчитал. Пятьдесят одна таблетка разной формы. Подавляющие иммунитет, защищающие стенки желудка, мочегонные, от давления, разжижающие кровь, антибиотики, ферменты и другие. Насколько хватит моей печени, почек и других органов, если продолжать пить такое количество и дальше? Как бы ни пришлось менять и другие органы.

На следующий день пришли результаты биопсии. Клеточное отторжение второго уровня по какой-то там градации. Меня это очень встревожило, думаю, как и врачей. Срочно поставили три капельницы с метилпреднизолоном по пятьсот миллилитров каждая. Этот гормон должен был подавить все начавшиеся губительные процессы. Как только жидкость потекла по моим венам, в районе шеи, паха, подмышек стало жарко, и появился зуд.

Врач сказала, что отторжение есть, но оно не критичное. По ее словам самое опасное отторжение происходит в первый час после пересадки, в первый день, месяц, год. Острое отторжение практически нельзя поймать. А у меня оно сейчас как бы в хронической фазе. Фоновое. Увеличим дозу иммуносупрессантов и все.

Меня это не сильно успокоило. Жар был сильный. Горело все тело. Я попросил отца положить мне смоченную водой тряпочку на лоб, но не прошло и пяти минут, как она высохла. Он начал менять ее каждые пять-десять минут. Обтирал также мне ноги, ступни, которые горели еще сильней. Я даже нарушил норму по воде, выпив залпом двести миллилитров, попросив списать их уже за счет следующего дня.

Ближе к одиннадцати вечера, когда закончилась первая пластмассовая фляга, и сестра поставила вторую, на телефон пришли три новых сообщения. Два от Степана, который желал здоровья и выздоровления, а также интересовался, когда можно будет навестить, а третье от тещи: