Она уходит по-английски
Шрифт:
– Я устал что-то, давай в другой раз. Поехали домой.
– Не ной, что ты за мужик? Устал он. Тебе пора собой, видимо, заняться. Запишись на фитнес. У меня как раз есть карточка в один зал, там первые два занятия бесплатные.
– Не хочу я в зал. Дома есть гантели.
– Как хочешь, тогда не ной. Пошли.
– Не хочу никуда идти...
– Пошли, я тебе сказала.
Всегда страшно умирать, умирать молодым - вдвойне, еще почти ничего не успев сделать. Ничего после себя не оставив: ни детей, ни дела, ни даже дерева,
А мама? Я даже боюсь представить, что она сейчас переживает. В детстве ссадина на ноге или отбитый палец для нее был вызовом, а теперь. Ее впечатлительность и забота не знают границ. Слезы. Будет много слез. Не хотелось бы мне этого видеть.
Как заснул, не заметил, но поспать долго мне не удалось. Несколько раз Таня подходила и меняла опять шприцы, вешала гирлянду капельниц, брала кровь из вены. Потом застонала бабушка Клавдия. Видимо, закончилось действие укола. По крайней мере, она была еще жива.
Уже под самое утро я сам не дал поспать Тане. Меня жутко пронесло.
– Таблетки, что ты хочешь, - сказала медсестра, вынося судно.
– Все страдает от них.
После рисовой каши с кусочком сыра и ста миллилитрами горячего шиповника на завтрак ко мне пришла целая делегация врачей.
– Профессор Агаров, - представился один, самый старший среди них.
– Ну, как себя чувствуем?
Остальные попрятались за его широкой спиной, держа наготове блокноты и листы с графиками.
– Нормально, вроде бы, - ответил я, даже не зная, как себя вести. Решил просто лежать со страдальческим видом.
Он похлопал меня по плечу и посмотрел на приборы.
– Есть какие-нибудь сейчас трудности?
– спросил он коллег, не отрывая взгляда от мониторов.
Из-за спины появился давешний Игорь Олегович.
– Калий падал, что дало тахикардию небольшую. Креатинин снова был вчера высоким.
– Это на плохую работу почек указывает, - кто-то шепотом объяснил кому-то.
– Диализ делать пока не стали, - продолжил Игорь Олегович.
– Решили раствором промыть. Сегодня утром уже лучше. Еще лейкоциты повышенные, около двенадцати, сохраняется риск тромбообразования, колем фрагмин, а в целом стало лучше намного.
– Хорошо...- задумчиво пробубнил профессор.
– Сегодня еще пускай полежит, завтра везите на биопсию, а потом сразу в отделение переводите. В реанимации, думаю, больше надобности нет. Там он быстрей на поправку пойдет.
– Хорошо, профессор, так и сделаем.
– Максим, ты не переживай. Сердце мы хорошее тебе поставили. После трансплантации живут долго. И пятнадцать, и двадцать, и тридцать лет, и даже больше. Так что все будет хорошо. Конечно, с тобой пришлось попотеть, уж больно ты на покой хотел, но мы тут с коллегами посовещались и решили, чтобы ты жил. У меня внук такого же возраста, как и ты, поэтому я понимаю ситуацию. Сделали все, что могли, и даже больше. Теперь дело за тобой нас радовать.
– Спасибо, профессор, - сказал я, и слезы вновь накатились на глаза.
– Отдыхай.
Они подошли к бабушке Клавдии.
– Ну, а тут как у нас дела? В себя приходила?
– Нет. Стонет иногда. Дела в целом никакие. Мы были уверены, что она до утра не дотянет. Внук уже в пятый раз звонил, спрашивал, что и как. Ждет, видимо, не дождется.
– Давайте, попробуем сделать ей бронхоскопию. Посмотрим, что там творится с легкими. Заодно и гастроскопию тоже. Позвоните в отделение и подайте на сегодня заявки. Уколы также давайте снижать. Хватит спать. Пора выводить ее из анабиоза.
– Хорошо, профессор.
– Ага, действуйте и, если что, мне докладывать. Я так просто своих пациентов не отпускаю в мир иной. Мы еще поборемся.
– Думаете, у нее еще есть шансы?
– спросила девушка-интерн.
– Кто это спросил?
– Я, - выйдя из толпы врачей, ответила девушка.
– Милая, тут только я решаю, у кого есть шансы, а у кого их нет. И еще Елена Николаевна. Хм.... Вон видишь того молодого парня?
Все посмотрели в мою сторону.
– Да, вижу, профессор.
– Все говорили, что у него нет шансов. Врачи скорой, бригада реаниматологов, дежурные медсестры, даже его жена поинтересовалась про шансы мужа, когда мы еле до нее дозвонились. Но как видишь, Максим лежит живой и почти здоровый. Скоро ходить будет, может еще за тобой, красавицей, приударит.
Все загоготали в одном порыве.
– Ладно, коллеги, пора работать. Дел много.
Все ушли. Сначала профессор, а за ним и все остальные.
– Да, обнадежил, - сказал я про себя.
– И пятнадцать, и двадцать, и тридцать лет. Маме моей такое скажите, она упадет в обморок.
Ворона прилетела и села на подоконник.
– Катя, значит, про меня знает. Ну да...Она в том подвале говорила, что ей звонили.
Ворона сорвалась и улетела.
Зашла медсестра Таня.
– Давай-ка мы тебя сейчас немного протрем и помажем твои раны. Профессор разрешил тебя поднять и поставить на ноги.
– На ноги? А провода как же?
– Ничего, не оторвутся.
Она позвала вторую медсестру. Рыженькую и маленькую. Звали ее Настя.
– Ну-ка, давай приподнимайся.
Таня взяла меня за голову и плечи, а Настя придерживала десятки проводов и трубок. Все сразу запищало.
– Что это?!
– Ничего страшного. Датчики реагируют.
Я сидел. Впервые за семь или сколько там дней, я сидел.
– Ну как себя чувствуешь?
– Голова кружится.
– Будет кружиться. Что ты хотел. Давай теперь встанем аккуратно на ноги. Сначала правую скидывай вниз, потом левую.
Я посмотрел на бабушку Клавдию и подумал, что вот и моя пришла очередь попытаться вернуться в жизнь, а нет, так тоже уколют и засну.