Они были не одни
Шрифт:
— Вы же не зайцы, а люди, дядя Коровеш! А люди должны быть едины, — возразил Али и с воодушевлением продолжал: — Есть на свете большая страна, очень большая… Она называется Россия…
— Да, да! Мы слышали, что русское государство очень могущественно! — перебило его сразу несколько голосов.
— Как же, как же! Мне племянник кое-что рассказывал про Россию, но продолжай, прошу тебя, — сказал Коровеш.
— В той стране крестьяне объединились с рабочими, свергли царя, свергли своих беев, ага, эфенди, ростовщиков и взяли власть в свои руки. Стали хозяевами над всеми фабриками, поместьями, богатствами. И теперь у тамошних крестьян есть своя
— Славно, славно! Молодцы!
— Ей-ей, великое дело совершили!
— Неужто так взяли и прогнали всех беев?
— И даже самого царя?
— И все взяли себе рабочие и бедняки крестьяне? Вот это народ!
— Однако среди этих бедняков, наверно, были очень умные люди, если им удалось совершить такое большое дело? — осторожно спросил дядя Коровеш.
— Верно, дедушка! Нашлись там очень умные люди, которые встали во главе крестьян и рабочих. Это были большевики…
— Эге! Именно большевики, я кое-что про них слышал. Большевики! — воскликнул Шумар, хотя представлял себе большевиков очень смутно.
Ему рассказывал о них молодой болгарин, бежавший из своей страны и добравшийся до Албании. Но то было давно. Позже беглец из Греции, македонец Ило Дигалов, которого вскоре, осенью 1922 года, греки все же убили, некоторое время скрывался в Дритасе, где его спрятали крестьяне. Он тоже рассказывал про большевиков.
— У меня ум простой, деревенский, — разве запомнишь все, что приходится слышать? Повстречаешься с человеком где-нибудь в пастушеском стане, покуришь, поболтаешь, а потом расстанешься и все забудешь, — объяснил дядя Шумар и затем добавил: — Но слово это — «большевик» мне приходилось слышать и от людей совсем другого рода: начальник общинного управления — как раз в то время, когда горичане судились с Малик-беем, — сказал мне, что их подстрекают и натравливают на бея большевики. Но что они из себя представляют, об этом он ничего не сказал.
— Ну и что же дальше? — обступили крестьяне гега, требуя, чтобы он продолжал свой рассказ о России. Они не спускали с гостя глаз, не смели кашлянуть, забыли про курево.
Шумар слушал, приложив ко лбу палец, будто старался вспомнить, что ему говорили про большевиков болгарин и македонец. Терпо по своему обыкновению теребил кончики усов и смотрел на Али таким взглядом, в котором ясно выражался вопрос: «А правду ли ты нам рассказываешь?» Дядя Эфтим только приговаривал: «Вот это люди, вот это люди!» Зарче кивал головой, подтверждая каждое слово гега, но все же вид у него был такой, словно, веря в то, что это возможно в России, он никак не мог допустить, чтобы подобные дела когда-нибудь могли свершиться в Албании. А дядя Коровеш пожирал рассказчика глазами и не переставал повторять: «Так, именно так, верно говоришь, друг!» Гьика же и дышать боялся, всем своим существом перенесся в мир, о котором рассказывал его друг.
Когда гег умолк, дядя Коровеш воскликнул:
— Значит, ты говоришь, мы все станем как бы братьями и сестрами? Но ведь мы люди и плохо ладим между собой. Как же это мы вдруг переделаем весь мир? — Но тут же, будто раскаявшись в своем неверии, поспешил добавить: — Впрочем, все возможно, все может быть. Но такое братство, о котором ты здесь говорил, может наступить, только когда мы станем другими.
— К этому мы и должны стремиться, дядя Коровеш! Крестьяне, рабочие и ученые люди нашей страны должны объединиться, и тогда вы увидите, какая у нас начнется жизнь! Подумайте только! Какими вы, крестьяне, станете счастливыми, когда
— Все это похоже на сон. И он слишком хорош, чтобы сбыться, — возразил Шумар.
— Это не сон, если только крестьяне объединятся…
— Опять… если… А возможно ли это? — снова перебил гега дядя Коровеш. — Или ты, милый человек, никогда не слышал нашу поговорку: «Потряси любую ветку в лесу — и стряхнешь с нее сотню беев!»? Ведь им несть числа! Они сильны, они объединены, у них деньги, богатства, приспешники, войско! Эх! Что такое они и что такое мы? Стоит нам пальцем шевельнуть, как нас постигнет та же участь, что и горичан. Останемся и без крова и без имущества.
— Мы все в руках у бея, — поддержал старика Шумар, — он потребует с нас хлеб и сам его взвесит. Половина урожая так и сгорает на ниве, другую половину забирают для бея кьяхи. А нам уже на роду написано работать и умирать с голоду.
«Они не верят в собственные силы! Как с ними надо много и упорно работать!» — подумал Али, услышав эти слова, и сказал:
— Вы должны верить, что можете добиться всего, и, если поверите в это, так оно и будет. Ведь вы, крестьяне, даете хлеб, рабочие дают одежду и обувь, строят дома. Кто трудится, тот победит! Можете не сомневаться.
Гьика все время молчал и внимательно слушал. Он хотел о многом сказать, но боялся нарушить ход мыслей Али и только изредка приговаривал:
— Добьемся, непременно добьемся!
Али пробыл в селе всего сутки. Не хотелось ему уходить отсюда, но оставаться дольше не мог: в течение двадцати четырех часов он обязательно должен был явиться в полицию в Корче, иначе его объявят скрывшимся, а он не хотел подвергать неприятностям и обыскам своих друзей в этом городе.
На другой день ранним утром он долго беседовал с Гьикой и Бойко, сыном Терпо. Бойко был решительнее Петри, беднее его и теснее связан с Гьикой, так как собирался жениться на его сестре Вите. Петри на эту беседу они не позвали. Али наказывал друзьям энергичнее вести пропаганду среди крестьян, побуждать их вредить бею, его подручным и представителям власти. Затем он пустился в обратный путь. Дорогой к нему присоединился Петри Зарче. Его послал Гьика, надеясь, что время, проведенное с Али, пойдет Петри на пользу.
Проводить Али вышел и дядя Коровеш. Наклонившись к самому его уху, он шепнул:
— Только вот такие, как ты, милый человек, могут сделать из нас настоящих людей. Так-то… Вот ты уходишь, но сердце твое остается с нами. Очень мы довольны твоим разговором. Дело говоришь…
А Калеш сказал ему на прощанье:
— Что же это такое? Забрался ты так далеко, а уходишь, ничего не купив. Правда, ты искал волов и быков, но, ей-богу, мог бы вместо них купить хоть одну козу!
— Козы ему не годятся, ему нужны только волы и быки, — улыбаясь, ответил Гьика.
— Волы и быки! Или ты не знал, гег, что хотя село наше и называется хлебным[23], но в нем и хлеба не найти, а не то что быков! — покачал головой Селим Длинный.
Али и Гьика пошли через село. Дядя Коровеш смотрел им вслед.
«Простой гуртовщик, а какой знающий, даже не верится. А как складно говорит, речи его — чистый мед. Уж не большевик ли он, чего доброго?» — думал старик.
И хотя прошло уже много времени после их разговора, только сейчас дядя Коровеш впервые усомнился в том, что этот гег — действительно скупщик скота.