Они штурмовали Зимний
Шрифт:
И в соседней комнате гулял ветер, колыхавший обрывки заиндевелых обоев. Даже половицы были выдраны.
Тетя Феня, пробравшись к дому по Катиному следу, ахнула и прослезилась.
— Какие же мерзавцы это сделали?! Знают же, что не буржуи жили... все своим трудом нажито. И корысти-то на грош! Куда я теперь денусь?
— Живите у нас, — предложила Катя.
— Да ведь и у вас в подвале не житье. Надо нам подыскать что-то другое.
Дома их ждало письмо от отца. Оно пришло с Западного фронта. Дмитрий Андреевич поздравлял с революцией,
Наступила пасха — старый церковный праздник. На пустырях и площадях столицы появились ларьки и палатки торговцев, ярко размалеванные карусели, шумные балаганы циркачей, заунывные шарманки продавцов «счастья».
Звонили колокола церквей, на домах висели красные флаги. Хмельные домовладельцы, чиновники и купцы, нацепив на себя пышные красные банты, целовались, поздравляли друг друга с «Христовым воскресением» и свободой.
А солдат и рабочих не радовал приближавшийся праздник. Одним предстояло отправляться на фронт, в окопы, а другим — работать на прежних хозяев.
В былые времена даже бедняки к «Христову воскресению» пекли куличи, готовили студни, творожные пасхи, красили яйца, но в этот раз в рабочих семьях праздник был скудным. Яйца и творог спекулянты продавали по неслыханным ценам, а белая мука совсем исчезла с рынка.
Катина бабушка, достав из сундука праздничный дедов пиджак и рубашку с васильками, вышитыми на воротнике, сходила на рынок, продала их и на вырученные деньги купила десяток яиц, немного сахару и масла. Вытряхнув из всех мешочков муку, какая была в доме, она испекла два куличика: один себе, другой внукам.
Всю пасхальную ночь мать и бабушка простояли в церкви. Они вернулись домой на рассвете и разбудили Катю, чтобы разговеться с ней — съесть по куску кулича и по яйцу, окропленным «святой водой».
— Я не говею, — сказала Катя. — Мы не верим в бога.
— В кого же вы верите? — спросила бабушка.
— В свободу... в счастье на земле!
— Много вам дала ваша свобода! — ворчливо сказала мать. — У людей праздник, а мы, как нищие. Хоть ты бога не гневи, садись с бабушкой.
Чтобы не спорить с матерью, Катя села за стол, съела половину принесенного из церкви яичка и выпила чаю с куличом.
К обеду пришла тетя Феня. Она принесла пряников и бутылку красного вина. Забежала и Наташа. Обед был праздничным. Раскрасневшиеся от вина девушки смеялись без всякой причины, а потом спели с тетей Феней ее любимые песни о бедной швейке, о чайке, убитой охотником, и о сибирском бродяге.
В окно кто-то робко постучал. Катя отодвинула занавеску и в сгущавшихся сумерках разглядела улыбающиеся физиономии Демы и Васи. Открыв форточку, она сказала им:
— Подождите минутку, мы сейчас выйдем.
— Кто такие? — спросила тетя Феня.
— Путиловские ребята.
— Ого! Издалека пришли. Значит, не на шутку вы им приглянулись.
Чуть припудрив не в меру раскрасневшиеся щеки, девушки оделись и выбежали на улицу.
— Куда же мы пойдем? — спросила Наташа.
— Куда угодно, — ответили парни.
— Тогда на ярмарку, там весело, — сказала Катя.
Взявшись под руки и заняв почти всю мостовую, они пошли к пустырю, где расположились балаганы и палатки торговцев. На ярмарке горели разноцветные фонари, играли гармошки, щелкали хлопушки, смешно выкрикивали «уди-уди» надувные свистульки.
Парни купили девушкам кулек орехов и уговорили для озорства прокатиться на каруселях. Дема с Васей сели на деревянных коней, а Катя с Наташей — в карету, расписанную петухами.
Кружась под звон бубенчиков и визгливую песню шарманки, парни дурачились — ловили грушу с призовым кольцом, а девушки, видя, как она ускользает от них, заливались хохотом.
Потом они побывали на танцах, в столовой завода «Парвиайнен», названной «Зимним садом», потому что в ней были две кадки с пальмами. Втроем пошли провожать Наташу к райкому. В этот вечер она заступала на дежурство.
— Приходите завтра, только пораньше, — сказала Катя, прощаясь. — Прямо к райкому. Сходим в кинематограф; я давно не была.
— Хорошо, — с готовностью отозвался Василий. — Часа в четыре ждите.
Но на другой день произошло такое событие, что девушки и не вспомнили о кинематографе. Когда Катя забежала в райком, она застала там растерянных дежурных. Звонили из Центрального Комитета партии: нужно было немедленно известить рабочих Выборгской стороны о том, что вечером из Финляндии приезжает Владимир Ильич Ленин. Но как это сделаешь, если заводы и фабрики не работают?
— Давайте напишем плакат и пойдем по улицам, — предложила Катя.
— Ты с ума сошла! — замахала на нее руками Наташа.
— А что, стыдно, по-твоему? Это же Ленин… понимаешь, Ленин едет!
Катя с такой горячностью принялась убеждать подругу, что той пришлось согласиться.
Девушки достали кумачовое полотнище и, написав на нем белилами: «Товарищи! Едет Ленин. Встречайте», — прибили к длинным палкам и вышли с ним на улицу.
Сначала девушкам неловко было идти с плакатом посреди мостовой, но потом, когда к ним стали подбегать любопытные и спрашивать: «А кто такой Ленин? Откуда он?» — они расхрабрились и стали объяснять прохожим. И там, где Катя с Наташей останавливались, скапливалась толпа.
Появились два старика-рабочих, которые видели Ленина на тайной сходке и читали его статьи. Один из них, сказав небольшую речь, заверил присутствующих:
— Ну, теперь держись, буржуи! С Лениным мы своего добьемся.
Старики пошли вместе с девушками. На людных перекрестках они созывали людей и устраивали короткие митинги.
Кокорев и Рыкунов, которые ехали в трамвае с Нарвской заставы, были поражены, увидев с площадки вагона у Медицинской Академии Катю и Наташу, окруженных людьми. Решив, что девушки попали в беду, юноши на ходу соскочили с трамвая и поспешили на выручку. Но тут они заметили плакат и прочли его.