Они штурмовали Зимний

Капица Петр Иосифович

— Неужто все на работе?

Дмитрии Андреевич заглянул в окно. Мутное запыленное стекло плохо пропускало дневной свет. Все же Алешин разглядел: комната имела явно нежилой вид. «Не стряслось ли что с ними?» — встревожился он.

— Эй, дворник!

— Чего вы тут ищете, служивый? — спросила бабушка, появившаяся во дворе. Она не узнавала зятя.

— Здравия желаем, Дарья Феоктистовна! — по-солдатски громко приветствовал он ее.

— Господи! — всплеснув руками, воскликнула Дарья Феоктистовна. — Никак Дмитрий? — Старуха бросилась обнимать его. —

Заждались тебя Луша с Катюшкой! Как же ты попал к нам? — начала было расспрашивать она, но тут же спохватилась. — Чего же мы во дворе? Пошли в дом.

— Я не один, товарищи со мной.

— Будем рады и товарищам. Милости просим!

Солдаты поднялись за ней во второй этаж. Увидев в приставской квартире натертый до блеска паркетный пол, ковры и мягкие диваны, они неловко замялись.

— Что же вы? — не понимала их смущения старуха. — Проходите в комнаты.

— Боимся, как бы окопной скотинки не напустить, — сказал Рыбасов. — Копоть-то в бане смыли, а живность осталась. Нам бы постираться да шинельки почистить.

— Ах вот вы чего! — усмехнулась Феоктистовна. — Тогда придется в нашу старую квартиру.

Она повела солдат вниз. Простые табуреты, столы, покрытые протертой клеенкой, и топчаны, застеленные старьем, фронтовикам пришлись по вкусу. Рыбасов скинул с плеч вещевой мешок и сказал:

— Вот это для нашего брата! А то после таких хором трудновато будет в окопы вертаться.

Бабушка, достав заплатанное, но чисто выстиранное белье деда, положила его перед солдатами и приказала:

— Надевайте пока это, а свои шмотки — в котел, на выпарку! И ты, Дмитрий, снимай, — обратилась она к зятю. — Твою одежду Луша бережет. Можешь в вольное переодеться.

— Спасибо, мамаша. Нам бы еще чайку да выспаться.

— Сейчас, сейчас, милый, — засуетилась старуха. Она затопила плиту и пошла наверх за чайником.

Солдаты развязали свои вещевые мешки и выложили на стол селедки, консервы, крупу, хлеб.

Катя в этот день пришла с работы рано. Столкнувшись на лестнице с матерью, у которой по-молодому светились глаза и каким-то необыкновенным румянцем пылало лицо, девушка поняла, что в доме радость.

— Отец приехал, да?

— Здесь, — радостно ответила мать. — Иду хоть пивца достать…

Катя хотела немедля бежать к отцу, но мать остановила ее:

— Не ходи; они намучились в дороге и теперь спят.

Пока мать ходила за пивом, бабушка с дворничихой успели высушить и выгладить солдатские штаны и гимнастерки.

Кате не терпелось скорей увидеть отца. Она тайком спустилась в подвал и, пройдя кухню, постучала в дверь. Из бабушкиной комнаты вышел отец. Лицо его было в мыльной пене.

— Вам кого? — не узнавая ее, спросил он. Но, вглядевшись, вдруг раскинул руки и воскликнул: — Катюшка! Да ты прямо невестой стала... на улице нипочем бы не узнал!

Он обнял ее, поцеловал, а потом распахнул дверь и гордо сказал товарищам:

— Смотрите, какая у меня дочь красавица!

— Да ты мне все лицо мылом измазал! — смеясь, укорила его Катя.

Отец ахнул:

— Ой, прости. Забыл, что намылился…

И он бросился вытирать полотенцем ее щеки и волосы.

— Оплошал! — смеялись солдаты. — Совсем одичал в окопах.

За стол Катя села рядом с отцом. Дмитрий Андреевич почти не изменился за эти годы, только волосы немного поредели, чуть посеребрились виски. Девушка тайком погладила шершавую руку отца и негромко спросила:

— Ты надолго к нам?

— Нет, дня на два, на три, — ответил он. — Мне бы Гурьянова побыстрей увидеть. Жив он?

— Жив, и тетя Феня из ссылки вернулась.

Солдаты, приехавшие с отцом, были уже немолодыми людьми. Рябому пулеметчику шел сороковой год; он то и дело вспоминал свою Феклушу и четверых ребятишек, оставленных в сибирской деревне. А бородатый разведчик Кедрин оказался неразговорчивым. Он отвечал односложно: «эге», «так», «нет», а если фраза была длинней, то обязательно прибавлял слово «однако».

Выпив по стопке пива и водки, солдаты ели густой красно-золотистый борщ и нахваливали бабушку. Катина мать подливала им в тарелки и приговаривала:

— Кушайте, кушайте на здоровье!

После ужина Рыбасов и Кедрин надумали посмотреть город. Кате не хотелось расставаться с отцом; она отправилась вместе с ним показывать сибирякам столицу.

Они пешком перешли через Сампсониевский мост на Петроградскую сторону. Посмотрели на татарскую мечеть, на сверкавший зеркальными стеклами дворец балерины Кшесинской и вышли на Троицкий мост. Отсюда хорошо был виден едва зеленевший Летний сад и набережная, застроенная дворцами.

Задержав сибиряков посреди моста, Катя повернулась к Петропавловской крепости и, глядя на позолоченный шпиль и ангела, видневшегося на вершине, стала рассказывать, когда и зачем Петр Первый воздвиг эти серые стены на островке против излучины реки.

Дмитрий Андреевич внимательно слушал свою дочь и про себя хвалил: «Умница!»

Миновав пустынное, плотно утоптанное солдатскими ногами Марсово поле, они по Миллионной улице вышли к Зимнему дворцу. О царском дворце сибиряки немало слышали. Они помнили песню о порт-артурском солдате-калеке:

«... Толпа изнуренных рабочихРешила пойти ко дворцуЗащиты искать... с челобитнойК царю, как родному отцу….Надевши воскресное платье,С толпою пошла и она,И… насмерть зарублена шашкойТвоя молодая жена...— Но где же остался мой мальчик? Сынок мой?.— Мужайся, солдат..Твой сын в Александровском паркоБыл пулею с дерева снят».

Солдаты с интересом разглядывали площадь, на которой царь расстрелял рабочих в 1905 году, и Александровский парк.