Опасная фамилия

Чиж Антон

– Это вас в пансионе таким мыслям обучили? – невольно спросил он.

Ани придержала Лу-Лу, чтобы они поравнялись.

– Швейцария – свободная страна. Там все ходят с оружием, хотя убийства крайне редки, – ответила она, спокойно улыбаясь. – Такие мысли стали посещать меня на моей родине. Даже сама не знаю, с чего вдруг. Так вы научите меня стрелять, граф?

– Ни за что! Вы натрудите свои милые ручки, я этого себе никогда не прощу, – ответил Вронский, поймав свое обычное легкое вдохновение. – Да и зачем вам стрелять? Оружие женщины – нож и яд. Но

есть куда более страшное оружие.

– Что же это? – спросила Ани.

– Ваши глаза. Я бы отдал все состояние, чтобы погибнуть ради таких глаз.

Она взглянула на него прямо и смотрела, не отводя взгляд, чего не позволила бы себе ни одна воспитанная барышня столицы. Но в этом и была прелесть, особая прелесть, дразнящая и влекущая.

– Вы в этом уверены, граф?

– Полагаете, такими вещами шутят? – в ответ спросил он. – Ваши глаза куда опаснее, чем мой револьвер. Я никогда не думал из него застрелиться. А ваши глаза так и подталкивают к чему-то страшному. Я даже немного боюсь этого…

– Вы, но не я, – сказала она, отворачиваясь от него.

– Желаете проверить?

– Поговорим об этом завтра. Мне надо возвращаться в Петербург по важному делу, – она дернула повод, Лу-Лу покорно пошла в обратную сторону. Франт без всякого разрешения пошел следом, Вронскому не пришлось даже приказывать. Сейчас он чувствовал себя, как его лошадь: взяли под уздцы и повели. И, кажется, он готов идти, куда прикажут. Эта хрупкая барышня взяла над ним необъяснимую власть. Вронский понял, что этому только рад. Чем все это может кончиться, думать он не желал, но знал наверняка: он должен быть рядом с Ани. Чего бы это ему ни стоило.

30

Становой пристав Ильичев был сам не свой от переживаний. С одной стороны, порядок требовал, чтобы он приступил к исполнению своих обязанностей, осмотрел место происшествия и составил протокол. Но, с другой, не мог он просто так игнорировать просьбу. Вернее, не просьбу, а настоящее указание. Ему было объявлено, чтобы ни он, ни его люди не смели даже шагу ступить, а дожидались, пока прибудет из столицы чиновник для особых поручений, которому уже отправлена телеграмма. Конечно, для Ильичева столичная полиция была не указ, у него свое начальство имелось. Но уж больно интересно было проверить: неужели за столько верст, да еще с утра пораньше, к ним прилетит сам господин Ванзаров. И обещанный как приложение к нему господин Лебедев. Пристав помнил великого криминалиста с тех пор, как на курсах приставов слушал его лекцию про обнаружение первичных улик на месте преступления. С тех пор яркая личность настолько запала в душу Ильичеву, что ради новой встречи он готов был и потерпеть. Только выставил имевшихся у него четырех городовых вокруг леска, чтобы в самом деле не затоптали.

Не прошло и полутора часов, как пристав убедился, что не зря проявил терпение. Из пролетки, взятой у станции, сошел Ванзаров собственной персоной, а с ним слегка недовольный и немного заспанный, но от того не менее драгоценный Лебедев. Ильичев бросился выражать приветствия.

Их приняли сухо. Ванзаров был немногословен и сосредоточен. Лебедев же не обратил на пристава внимания, – подхватив чемоданчик, он направился по сырой траве к берегу озерца, не жалея лаковых ботинок и чисто отутюженных брюк.

Подозвав Стиву, затолкавшего себя в угол диванчика, Ванзаров отошел с ним в сторону. О чем они там шептались, пристав сказать не мог. Было заметно, что Стива растерянно отвечает на вопросы, часто прикладывает руку к сердцу, как будто убеждает в своей правоте. Верит ли ему Ванзаров, Ильичев понять не мог. Оставив Стиву, Ванзаров подошел к коляске. Серж сидел с отсутствующим видом, словно все происходящее его никак не касалось.

– Прошу простить за причиненное беспокойство и благодарю, что откликнулись, – сказал он.

– Зачем вы меня вызвали? – спросил Ванзаров, разглядывая его.

– А что я должен был делать, по-вашему?

– Совершенно ничего. Местный становой пристав запросто оформил бы несчастный случай на охоте.

– Я отказываюсь понимать ваш намек, – ответил Серж. – Разве вы не видите, что произошло?

– Нет, пока я не осмотрел место преступления… то есть происшествия. Там господин Лебедев работает.

– Родион Георгиевич, прошу вас… – сказал Серж устало и безвольно. – Разве не видите, что происходит какое-то… Какой-то немыслимый кошмар. И опять все свалится на меня. А вы говорите: зачем вас вызвал.

– Значит, вы не утверждаете, что это несчастный случай? – спросил Ванзаров.

– Нет, не утверждаю. Совсем наоборот. И вы это прекрасно знаете…

– Откуда такая уверенность? Вы же только издалека видели, насколько я понял из сбивчивых объяснений вашего дядюшки. И сразу подняли тревогу.

– Потому что поблизости от Левина был только я, – ответил Серж. – Вот что хотите, то и делайте.

– Стреляли из своего ружья?

– Да, сделал один залп.

Ванзаров попросил ружье – осмотреть. Ружье было немецким, новенький «зауэр», стволы довольно чистые, если рассматривать на просвет. Судя по запаху, стреляли из него действительно недавно.

– Сколько у вас с собой патронов?

Каренин кинул патронташ. В кожаном кармане оказались только две дырки. Прочие заряды стояли в своих гнездах. Один патрон Ванзаров вынул и оставил у себя.

– Никуда не уходите, я скоро вернусь, – сказал он с чрезвычайной серьезностью и пошел к озеру мимо разросшихся осинок.

Аполлон Григорьевич присел на корточки и, ни к чему не прикасаясь, разглядывал то, что находилось перед ним. Смяв прибрежную траву, тело лежало на берегу, только голова оказалась в озере, капюшон окончательно промок и лип к затылку, хвостик яркого шарфа колыхался на воде. Из-под накидки высовывались ноги, обутые в старые сапоги. Ружье валялось рядом с телом. Зеленая поверхность накидки была в мелких каплях, которые падали на спину, собирались в крупные лужицы и скатывались на траву.

Ванзаров осторожно обошел тело, что-то подобрал в траве и присел рядом с Лебедевым.