Опасная фамилия
Шрифт:
– Степан Аркадьевич, вы ничего не забыли рассказать мне? – спросил он.
Стива уже не знал, что же такого можно забыть, в чем и признался окончательно.
– Почему Левин так странно был одет?
Ничего странного в дождевой накидке Стива не видел.
– Выглядит новой, но явно не по росту Левину, рукава коротки, и до колен не достает, – сказал Ванзаров и добавил: – Как с чужого плеча.
– Так это ему Серж дал, – ответил Стива, понимая, что сейчас его разделают под орех. Все-таки забыл мелочь.
– Господин Каренин сам дал ему накидку?
– Нет, конечно. Он вышел в ней, шарф повязал яркий такой. А как сели в коляску, Костя начал хныкать, что идет дождь, он весь промокнет. Серж и отдал накидку. А Костя даже не поблагодарил его.
– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров и, к большому облегчению Стивы, больше его не донимал. Только у самой дачи он предоставил ему сообщить горестную весть домашним.
Китти сидела на веранде и смотрела на дорогу. Когда она увидела идущих пешком Стиву и молодого человека, что был у них вчера, сразу ощутила, что случилось что-то непоправимое. Это была не столько интуиция, сколько обостренное чувство привычного порядка жизни, при котором любая новость не сулит ничего хорошего. Левин давно должен был вернуться, но его не было, а тут эти двое – и без него. Все это сложив, даже не понимая, что делает, Китти неосознанно сделала правильный вывод.
Неуклюже забравшись на веранду, Стива снял шляпу и, запинаясь, сообщил ей о смерти мужа. Китти не вздрогнула и не зарыдала. Она не могла сказать, чего было больше: горя оттого, что пришел конец ее двадцатилетней жизни с этим трудным человеком и его не будет больше никогда, или чувства облегчения от того, что мучениям ее пришел конец и теперь она свободна, как может быть свободна женщина почти преклонных лет, у которой только и осталось в жизни, что ждать внуков.
– Как это случилось? – спросила она, хотя и на этот вопрос знала ответ.
Стива, не зная, что сказать, обернулся за помощью.
– Случайный выстрел на охоте, – ответил Ванзаров.
– Митя, выйди сюда, – крикнула она в комнаты.
Из дома вышел ее сын, по-домашнему в жилетке. Он кивнул Стиве и уставился на незнакомца.
– Что случилось? – спросил он.
– Константин Дмитриевич погиб на охоте, Стива пришел сообщить…
Митя вытер о жилетку руки, не совсем понимая, что делает.
– Это правда? – строго спросил он у Стивы.
Степан Аркадьевич не выдержал, слезы побежали у него из глаз сами собой, и он рухнул в плетеное кресло. Китти обняла его за плечи и прижала к себе, как ребенка. Только сама плакать она не могла. Ей бы очень хотелось, но ни одной слезинки не нашлось. Все за двадцать лет высохли.
– А вы кто такой?
Ванзаров представился.
– Как вы в Петергофе оказались? – спросил Митя подозрительно. – Разве сыскная полиция столицы имеет касательство к уездным делам?
Пришлось пояснить, что идет расследование смерти старшего Каренина.
– Ах, вот в чем дело: Серж был на этой охоте, – сказал Митя, нервно застегивая рукава рубашки. – Ну, так мне все ясно. Господин Ванзаров, могу я с вами поговорить наедине?
Они спустились в сад.
– Значит, вот что я скажу вам, господин полицейский. Раз Серж вас вызвал, значит, он и убил. Можете не сомневаться. Это его почерк. Сначала затаиться, а потом нанести удар. Так что и следов нет. Думаю, своего отца он тоже убил. Можете не сомневаться.
– Зачем? – спросил Ванзаров.
– Что зачем? – Митя его не понял.
– Зачем Сергею Алексеевичу убивать Алексея Александровича Каренина? Мотивы? Назовите, если знаете. Факты. Хоть один.
Митя только отчаянно махнул рукой.
– Не собираюсь факты искать. Только знайте: он и своего отца убил, и моего.
– А вашего за что?
– За то, что я его – самый злейший и страшный враг. Вот и отыгрался на старике, подлец! – закричал Митя и уже не мог остановиться. – Это холодная, расчетливая жаба без сердца и жалости. Знаете, что он уговорил моего отца продать имение, чтобы его присоединить к соседним, а сам взял и пустил под строительство железной дороги?
– Вас обманули, и вы понесли убытки?
– Не в деньгах дело! – кричал Митя. – Он угробил мое фамильное имение, понимаете вы это?! Это как дом сжечь. Мало того: он везде у меня поперек дороги стоит. Ни один проект нельзя сделать, чтобы в него Серж не влез со своим неуемным аппетитом.
– Скупаете участки земли под будущие рельсы? – спросил Ванзаров.
– Это вас не касается! – заявил Митя, покраснев и тяжело дыша, как в тяжком припадке. – Это мое дело, и точка. Не покрывайте убийцу, а возьмите его в оборот. Он это, он, можете не сомневаться. А если и вас купит, ну, так я с ним сам разделаюсь. Знаю, полиция не дорого стоит. Мне теперь ничего надо, только бы ему отомстить! Каков негодяй!
И тут Митя совершил большую ошибку. В сердцах он замахнулся на Ванзарова, не столько желая ударить, сколько не умея сдерживать порыв.
– Рекомендую вам быть аккуратней в словах, – сказал Ванзаров, перехватив его руку и выворачивая ключом так, что Митя согнулся, задыхаясь от боли. – Прежде чем обвинять кого-то, подумайте, что за ложь можно ответить. Не сходя с этого места…
– Пустите… – еле выдавил Митя, зажмурившись и немного ослепнув.
– Только ваше состояние вас извиняет, – сказал Ванзаров, отпуская захват. – И в другой раз помните об этом. Что же касается ваших обвинений, то я отнесусь к ним со всей серьезностью, можете не сомневаться. Только не смейте даже думать о возмездии. Во-первых, вы можете ошибаться. И закон у нас пока еще никто не отменял… – Не прощаясь, он вернулся на веранду, оставив Митю растирать пострадавшую руку.
Стива уже утер слезы и тихонько вздыхал. Китти была спокойна. И глаза совершенно сухие. Ванзаров спросил разрешения поговорить с ней. Она вежливо, но твердо отправила Стиву домой. Он ушел, забыв любимую двустволку у кресла. Китти предложила сесть.
– Екатерина Александровна, я понимаю, как вам тяжело… – начал он, на что Китти невольно улыбнулась: разве мог это мальчик понимать, как именно ей тяжело, – … но мне необходимо знать: кто мог желать смерти вашему мужу?
– У моего мужа не было врагов, – ответила она. – От друзей же он сам отказался. Только Стива по старой памяти иногда его навещал. Да и то его хватало не надолго. С каждым годом характер Константина Дмитриевича становился все тяжелее. Вы и сами видели…