Операция "Вечность" (сборник)
Шрифт:
— Продолжай, — приказал Род.
Корн разжал левую руку и повис на одной правой. Сильнее стиснул пальцы на перекладине, посмотрел на прозрачный купол зала и начал подтягиваться. "Рука работает, как машина, — подумал он. Я отдаю приказ, и она запросто подтягивает меня вверх. Если б еще пальцы были послушнее…" Он распрямил руку и снова повис на ней. Ни с того ни с сего подумалось, что пол сейчас представляет собой модель силового поля с точкой перегиба в месте, где стоит Род. Эта мысль на мгновение отвлекла его. Род подумал, что он отдыхает.
— Устал?
Корн покачал головой.
— Тогда другой рукой, — сказал Род.
Корн хотел показать, как легко перебрасывает массу тела с одной руки на другую, разжал пальцы правой, но пальцы левой начали сжиматься мгновением позже, чем следовало, и он почувствовал, что падает. Пол принял его своей пружинящей поверхностью. И вдруг Корн вспомнил: падение, черные стены шахты, едва уловимый запах сероводорода и погружение в вязкую массу, расступившуюся под тяжестью его тела. Слизь, тягучая слизь залепила глаза, рот, слизь с привкусом молока, потом спазм в груди, прервалось дыхание, сознание заполнил страх… А до того была лаборатория с пульсирующими контрольными экранами и светящимися табло, ведущими обратный отсчет времени.
Он взглянул на Рода.
— Все в порядке.
— Повторишь? — просил Род.
— Конечно, — Корн начал взбираться вверх по канату. Он помнил — тогда были скобы, были слишком высоко, чтобы дотянуться до них из слизи. Еще немного, и он повис на правой руке, подтянулся, рука работала, как автомат, без всяких усилий.
Душ был теплый, упругие струи массировали мышцы плеч. Род ожидал его у выхода из кабины, где поток теплого воздуха разгонял по коже капли воды, пока они не испарились.
— Тренировка пальцев, — заметил Род, — самое сложное. Но это необходимо. Сила мускулов — еще далеко не все. Надеюсь, на них ты не в обиде? — он взглянул на Корна.
— Работают, словно отлично смазанные подъемники.
Они вышли в коридор — длинный мерцающий туннель без окон и дверей с овальным потолком. Пол слегка пружинил под ногами.
— После обеда поплаваешь, а потом — на центрифугу.
— Я плохо переношу перегрузки. Это так необходимо?
— Да. Иначе мы не включили бы центрифугу в программу. Обедать идешь?
— Попозже. Сейчас у меня встреча с Комой.
— С кем?
— С Комой, психологом. Ты не знаешь ее?
Род внимательно посмотрел на него.
— Нет. Откуда мне знать? Мое дело — ваши мускулы, спорт, вождение. Остальное меня не интересует. И психологи тоже. Мне нет до них дела.
— Напрасно. Очень милая девушка.
— Мне нет до них дела, — повторил Род. — К счастью, я здоровый, нормальный человек.
— А я, значит, нет?
— Ты? — Род смотрел куда-то в глубь коридора. — Ты тоже, но коль уж попал к нам… А, да что говорить! — он махнул рукой. — Ну, пока. Встретимся в бассейне.
Род сделал несколько шагов и остановился перед цифрами, вспыхнувшими на полу коридора. Это был номер его выхода. Стена расступилась. Корн почувствовал легкий порыв теплого воздуха, и Род прошел сквозь стену, которая тут же помутнела и снова засветилась зеленым светом, как и весь коридор.
Корн тоже отыскал свой номер и сквозь расступившуюся стену попал в лабораторию Комы. Ее, конечно, не было на месте. Он видел ее только в те минуты, когда надевал шлем. Вероятно, она не хотела с ним встречаться, когда активность его мозга не фиксировалась мнемотронами и не могла стать объектом анализа. Огромное кресло со шлемом стояло на возвышении посреди комнаты, темным пятном выделяясь на фоне молочно-белых окон, пропускавших приглушенный дневной свет. В пол уходили толстые жгуты проводов в пластиковых оболочках, а на одной из стен безжизненно поблескивали серые экраны.
— Ты пришел? — услышал он голос Комы. — Садись в кресло, сейчас я поставлю новые мнемотроны.
Корн поднялся по ступенькам, сел и почувствовал, как меняется кривизна спинки и подлокотников кресла: укрытые в обшивке датчики считывали форму его тела. Сверху был виден пульт управления. Сейчас придет Кома и, как всегда, изучающим взглядом посмотрит ему в лицо. Засветились экраны. На пульте замигали огоньки. Корн откинул голову на подголовник — шлем сдавил виски, мгновение забытья, контуры предметов расплылись, потом снова обрели нормальные пропорции и формы.
Вошла Кома и встала за пульт. Она посмотрела на него именно так, как он и ожидал. Он попытался улыбнуться, но она этого, казалось, и не заметила.
— Твой знар, Стеф?
— Я повторял уже сотни раз.
— Повтори еще! Сейчас дети запоминают номер своего знара раньше, чем собственное имя. Ты перескочил через эти детские упражнения, приходится наверстывать. Итак, твой знар?
— АСМИ-3-139-221.
— Прекрасно. У каждого человека свой знар…
— … и по этому знару Опекун распознает его, — докончил Корн. — А твой знар, Кома?
Впоследствии он никогда не мог понять, зачем задал этот вопрос. Может, попросту надоело изо дня в день повторять одни и те же ответы, которые одинаково хорошо были известны и ему и Коме еще прежде, чем был задан вопрос. Может, играючи, ненадолго хотел поменяться с Комой ролями, хотя это и было невозможно, ведь не она, а он сидел в кресле со шлемом на голове, она же наблюдала за его реакциями по кривым на экранах пульта управления. Он задал свой вопрос и увидел, как у Комы застыло лицо.
— Не следовало этого говорить, — проговорила она. — Зачем ты это сделал? Почему люди — такие…?