Оперативный простор
Шрифт:
— Ну, конечно… Я на всё готов ради такого артиста.
Он подал мне бумагу и готовальню.
— Благодарю. Пожалуйста, не подсматривайте, пока я буду кое-что писать, — попросил я.
— Конечно-конечно, — Самбур отвернулся.
Я набросал на листке три слова, помахал бумагой, чтобы чернила высохли и положил лист на стол тыльной стороной кверху.
— Можете поворачиваться.
— Итак? — вперил на меня острый взгляд следователь. — От меня ещё что-то потребуется?
— Да.
— Если я должен выпустить
— Ну что вы! — серьёзно произнёс я. — Всё, что от вас требуется — быстро отвечать на мои вопросы. Поверьте, они никоим образом не касаются вашей профессиональной деятельности.
— И сколько их будет… этих ваших вопросов?
— Только три.
— Три… Хорошо, задавайте.
— Отлично. Известный русский поэт.
— Пушкин, — выпалил следователь.
— Часть лица?
— Что? — не понял Самбур.
— Часть лица, — повторил я.
— Нос, — с секундной задержкой ответил он.
Раиса с огромным и всевозрастающим интересом следила за нашим разговором.
— Фрукт?
— Яблоко. И это всё? — разочарованно вздохнул Самбур.
— Всё, — подтвердил я, переворачивая лист. — Читайте, что я записал до того, как начал задавать вопросы.
— Пушкин… нос… яблоко, — наморщив нос, прочитал следователь.
Его глаза удивлённо расширились.
— Какого хрена?! Быстров, ты… ты что, скотина, внушил мне ответы?
— Нет, конечно, — засмеялся я. — Это просто маленький психологический тест. Не обижайтесь, товарищ народный следователь, но примерно девять из десяти человек ответят на него также, как ответили вы.
— Кстати да, — закивала Раиса. — У меня ответы были точь в точь такие, как у тебя, Ваня.
— Ну, хорошо, и какой вывод лично я должен был сделать после этого теста? — насупился Самбур.
— Только такой, что я немного соображаю в человеческой психологии. Да, не как профессор, но в нашем случае этого и не нужно. Моя сестра никого не обвиняла. Она лишь действует, как любящая и преданная супруга: любой ценой спасает самого дорогого ей человека.
— Знаешь что, Быстров! — усмехнулся следователь. — Я, может, не такой знаток человеческой натуры, как ты, и эти ваши психологические штучки-дрючки для меня тёмный лес, но у меня достаточно мозгов, чтобы понять — твоя сестра старательно лепит горбатого. Я во время допроса тоже позадавал ей кое-какие вопросики. Так вот — она сыпется на мелочах: не помнит, во что был одет Хвылин, из чего она стреляла, сколько раз, где произошло убийство… и прочая, прочая, прочая… Дураку ясно — ни хрена она не знает!
— Так какого рожна ты её в обезьянник запихал! — вспыхнул я.
— Такого, чтобы не морочила следствию голову! — рявкнул следак. — За лжесвидетельство, между прочим, тоже ответственность полагается! И, если она сейчас в камере не посидит и не одумается, то пусть пеняет
— Блин, Ваня, так чего ты мне сразу этого не сказал? — с облегчением произнёс я.
Самбур на сей раз проглотил «Ваню» и ответил гораздо спокойней:
— Да потому что вы, Быстровы, уже в печёнках у меня сидите! Не переживай, Быстров, твоя сестра уже вечером будет дома, а пока пусть посидит — это чтобы впредь была науку.
— Ну ты, блин… и педагог! — только и нашёл, что вымолвить я.
Самбур собирался что-то мне ответить, как в кабинете без стука появился бровастый и потому чем-то похожий на генсека, дорогого Леонида Ильича, мужчина в тщательно выглаженном костюме. Новый посетитель буквально благоухал какими-то одеколоном.
— Привет, Самбур. Здравствуйте, Раиса, — меня он почему-то проигнорировал.
— Здравствуйте, товарищ Шатилов, — приветствовал его следователь.
Фамилия показалась мне знакомой. Тут я вспомнил, при каких обстоятельствах её слышал — это был прокурор, который собирался поддерживать в суде обвинение над Александром.
— Ты когда собираешься передавать дело Быстрова? — спросил он.
Самбур покосился на меня и, с некоторой паузой, ответил:
— Пока не могу точно сказать, товарищ Шатилов. Есть ещё ряд невыясненных обстоятельств.
— Ты мне не тяни, Самбур! Давай жми на этого Быстрова по полной, пока у тебя его дело ГПУ не забрало.
— А что такое, товарищ прокурор? — удивился следователь. — Почему мы должны отдавать дело ГПУ?
— То есть ты ещё не слышал?
— Что я должен был услышать? — непонимающе спросил Самбур.
— Значит, вам ещё не довели. Хорошо, минут пять у меня есть.
Прокурор устало опустился на стул.
— В военшколе, в которой работали покойный Хвылин и Быстров, ГПУ обнаружило заговор. Бывшее «офицерьё», устроившееся в неё преподавателями, организовало контрреволюционную ячейку. Сейчас по всей школе идут аресты, ГПУ чистит их сотрудников. Думаю, заинтересуются и Быстровым. Он ведь тоже из этих… — с пренебрежением бросил Шатилов.
Я ловил каждое его слово… Да, не повезло Кате и её мужу, начал раскручиваться маховик следствия ГПУ. И не хочется себе представлять, чем это закончится. Ладно, если разберутся в роли каждого участника, но что-то подсказывает — огребут все и оптом.
— Мне кажется, рано в суд выходить, — попробовал возразить Самбур. — Улики, конечно, есть, однако Быстрова так и не удалось разговорить.
— Не удалось, так и не надо! — рубанул рукой по воздуху прокурор. — Пусть себе молчит, срок наматывает. А я на суде всю его гнилую сущность выверну наизнанку. Докажу, что это контра была, есть и останется её же. Только надо бы поспешить, Иван… Не хочу, чтобы ГПУ все сливки сняло. Мы ведь тоже умеем работать! — подмигнул он следователю.
— Умеем, — вздохнул Иван.