Орден Креста
Шрифт:
– Я просто не понимаю, зачем вы говорите об этом. Если вы считаете, что не в состоянии принять подобный пост...
– Погоди, - перебил его врач, чувствуя, что напряжение и развитие темы принимает неприятный оборот.
– Не усложняй, а просто выслушай меня.
О том, что мужчина явно себя измучил и теперь не может рассуждать здраво, Сморт конечно, не спешил говорить, а просто поведал свою позицию. При этом, чтобы казаться более открытым и сделать разговор более открытым, он вышел из-за стола и прислонился спиной к шкафу у окна.
– Я не думаю, что ты не способен. Более того, я не думаю, что у тебя все плохо. Поверь, не ты первый и не ты последний, кто дает слабину на этом пути. Однако, прежде, в годы твоей юности, я видел в тебе особую,
Стенет нервно прикусил губу, чувствуя, как огромен груз его ответственности.
– Поэтому, я напротив считаю, что ты должен занять этот пост. Неужели ты думаешь, что тебе совсем нечего сделать для ордена.
– Я думаю, что я не готов сделать для него то, что мог бы...
– А мне кажется, самое время.
– Ты еще не потерял живое мышление молодости, по крайней мере, я на это надеюсь - но при этом ты обрел немало опыта и уже довольно долго и успешно, находишься на руководящей должности. К тому же подобное дело потребует от тебя всех твоих сил и времени и, если ты отдашься ему, то непременно забудешь обо всем остальном.
Стен помолчал. В его голове начинали роиться совершенно новые мысли, но он не хотел их обсуждать с другими, тем более с главой госпиталя.
– Я подумаю, - прошептал он и поспешил сменить тему.
– Я могу успокоить сына на тему своего истощения?
– Несомненно, как бы это ни было удивительно, но объективно ты в отличном состоянии, а легкая слабость, головокружение и желание спать, после твоего подвига, вполне нормальны.
Стен понимающе кивнул, но не спешил вставать, ибо только сейчас он понял, что его беспокоит еще один вопрос. Так бывает с вдумчивыми людьми, они и сами не замечают, как много думают о самых разных вещах, пока что-то не затронет, даже вскользь их тайное размышление.
– Я могу спросить кое-что совершенно постороннее?
– Спрашивай, - удивленно согласился врач.
– Что будет с Ричардом?
– В каком смысле?
– Разве гибель Олли ничего не меняет?
Тут Сморт вздохнул, и вернулся на свое место, словно тем самым возвращал самого себя к должности от которой старался отойти совсем недавно.
– Почему ты вообще спрашиваешь?
– Это трудно объяснить, но мне не безразлична его судьба.
Все же Стен был в этом вопросе честен. Тот сон или быть может галлюцинация, многое меняла и пугала Стената, однако, в то же время, чем-то манила, словно важная загадка, разгадка которой могла бы объяснить все. Более того, каким бы странным ни был тот неизвестный с его лицом и черными глазами в тот момент, когда речь шла о родстве с этим темным юношей, сам Стен чувствовал родство и искренность этих слов, он был уверен, что Ричард связан и с тем темным и с ним самим.
Возможно, куда разумнее было бы бежать от этого мальчишки, спасаясь от странного наваждения и больше не возвращаться к этому, но даже здесь Стен чувствовал своим долгом довести дело до конца, а если точнее разобраться во всем. Более того, даже если отбросить странные сны и слова, становилось очевидным, что Ричард был уникальным членом ордена, в голове которого могли храниться самые разные тайны, раскрытие которых могло изменить многое. Инквизиторы настоящего продвинулись дальше своих предков в вопросах защиты от тьмы, печатях. Они куда больше знали о темных сущностях и демонах, но ничего не знали о темном мире, более того, открывая портал и изгоняя демона, они не могли сказать наверняка, что изгоняют его именно в мир теней, а не в какой либо другой. Язык темных был для них пожалуй даже большей загадкой, чем для основателей, неоднократно пытающихся понять хрипло скрипящие звуки речи Тьмы. Теперь же об этом даже не мечтали, в то время, как Ричард отчетливо и главное осознанно говорил на этом языке.
Стен не знал, как далеко он мог бы зайти в беседах с Ричардом и как достать полезную информацию, не превратив мальчишку в жертву. Да, Стена это волновало. Он не склонен был считать, что для борьбы хороши любые средства, хотя допускал, что в борьбе с людьми, возможно, такая логика уместна, при этом не уходил в размышления, оставляя это тем, кому подобные мысли действительно важны. В его же деятельности как, правило, даже вернее сказать, всегда, определяют исход боя.
Моральная сила и его ценность, вот, что определяло смертную силу экзорцизма. Еще в юности Стенат сталкивался с легендами о великих бойцах, которые во имя победы жертвовали принципами гуманности, ставя победу высшей ценностью. Кто-то из них убивал своих товарищей, кто-то невинных людей или виновных, то есть порабощенных, но так или иначе, они были готовы победить любой ценой. Целью их становилось не спасение и не защита, а победа, со всеми ее почестями. Многим из них удавалось победить в первый раз, во второй или третий, а порою даже с первого, стоило им только подумать о сладости своего могущества - тьма овладевала ими, становясь еще сильнее. В тоже время, в противоположность этому, легенды рассказывали о том, как экзорцисты, боровшиеся за спасение других в конце концов, разжигали и в себе и в своих товарищах куда большую силу веры и, тем самым, меняли многое, принося победу в самых трудных миссиях. Наивным мальчиком, в школе ордена, он верил во все это. После он начал понимать, что все не так героически у тех, кто верит и защищает. Чаще, они не вершат чудес, а погибают, сохранив свою душу нетронутой, в то время, как те, что смеют позабыть свою цель действительно теряют себя в пелене тьмы и не возвращаются с битв уже никогда. Поэтому, как человек строгий к себе, он внимательно следил не только за своими действиями, но и за мыслями.
Это же касается темных, таких как Ричард, с ними все бывало по-разному. Одни сражались за орден до самой смерти, внеся в историю немало подвигов и чудес, другие поднимали завесу тайны в разных областях, третьи жили мирной жизнью, пока тьма не начинала на них охоту или, напротив, они сами не вызывали ее в мир, четвертые пробуждались, проиграв бой и обращались в демонов. Однако каждый темный оставлял свой след, имя каждого черноглазого не просто было записано в архивах ордена, а было частью истории. Ричард еще не вошел в нее, но можно было быть уверенным, что он в нее войдет, вот только никто не мог сказать будет ли в этой истории он другом или врагом. Это хорошо понимал и Сморт и Аврелар, но каждый из них опасался мыслей другого, ибо путь темных никогда не был простым или однозначным.
Стен решил объясниться первым.
– Я хотел бы помочь этому юноше.
Это успокоило Онгри и он вздохнув заговорил:
– Ты ведь ничего о нем не знаешь?
Стен кивнул.
– В той битве я видел его впервые.
Большего врач не спрашивал, а предложил Стену взять дело Ричарда Рейнхада в архиве, а уже завтра после прочтения, приходить для разговора.
Подобное немного смутило Стена, но спорить он с этим не стал, понимая, что все может быть сложнее, чем он предполагал.
– А зайти к нему сегодня я могу?
– Да, конечно, если ненадолго.
Стен согласно кивнул и поспешил удалиться, спеша к сыну.
Маленький Артэм ждал его в коридоре. Конечно, как ребенок, он не мог усидеть на месте и бесконечно бродил, изучая взглядом, разные двери и читая надписи на них. Однако воспитанный ребенок никому не мешал и всегда извинялся, оказавшись на чьем-то пути. Когда же вышел Стен, мальчик говорил с одним из пациентов.
– Папа очень хороший, - говорил мальчик раненному, что сидел перед ним на очень скверном кресле с колесами.