Орлиное гнездо
Шрифт:
Молодой витязь прилгнул, чтобы Иоана или родители не вздумали броситься на помощь Марине, - сказав им, что нашел ее уже мертвой. Но в пути, под землей, он в двух словах поведал родственникам, какую участь избрала для себя Марина и как она задержала врага. У матери и у Иоаны на глазах выступили слезы – но не пролились, осушенные пламенем, охватившим их души, когда они узнали о ее подвиге.
Может быть, в руинах замка Кришан осталась лежать величайшая жена из их рода!
– Таков был славный конец Марины, дочери Раду, - прошептал боярин со слезами боли и гордости.
– Над
– Но придет время, когда замок Кришан будет заново отстроен, а Марина – отомщена, - откликнулась Иоана. – Не правда ли?
Она знала, предчувствовала такой исход!
– Я вижу это так, как вижу сейчас тебя, - с улыбкой ответил Раду Кришан.
Корнел, конечно же, умолчал о тайне сердца Марины, которую она открыла ему на пороге смерти, - и жалел, и удивлялся, и восхищался этой женщиной. И почему-то ему было страшно за нее: за мертвую… За самоубийцу!
Василе Поэнару тоже потрясенно молчал – он не мог выговорить ни слова посреди таких неистовых разговоров и таких людей, которые до сих пор казались ему христианами, а вдруг обернулись дикими язычниками. Вдовец только понурил голову – о своей жене, о покойнице, которой он совсем не знал при жизни, ему сейчас было боязно даже думать.
========== Глава 28 ==========
Марина удостоилась истинно княжеских почестей – как бы горько смеялся Раду Кришан, узнав, что обгорелое тело дочери разыскал под камнями сам победительный господарь, чтобы потом самолично возложить ее на поленницу, которую сноровисто собрали его воины!
Дракула сам запалил костер и стоял около умершей, неотрывно глядя, как ее поглощает пламя, - на ее спокойное и, казалось, торжествующее лицо в обрамлении черных спутанных волос. Лицо это осталось нетронутым, первозданно молодым и некрасивым, золотые блики оживляли его – и князю казалось, что вот-вот Марина откроет глаза, чтобы повторить свои страшные проклятия.
Конечно, Дракула желал не воздать почести боярской дочери, поступая так, – но она против воли всколыхнула в этом свирепом воине волну удушливого страха, который дремал в душе каждого валаха… несмотря на давнее и сильное господство церкви, народные поверья не умирали, а только крепли, питаясь кровью, которую из века в век проливали эти мужественные люди.
Дракула привык давить свои страхи. Но почувствовал, что не успокоится, пока тело Марины не обратится в прах.
Князь дождался, пока костер не догорел, - и прошептал самому себе, с горькой улыбкой:
– Теперь все… Только пепел и дым!
Марина задержала преследователей надолго – без приказа вождя никто из дружинников не гнался за бежавшими боярами; а сам он точно потерял охоту или вкус к этому. Преследовать? Но разве уследишь за каждой бегущей крысой, отвратишь каждый нож, летящий в спину?
Пусть предатели делают свое дело – а он будет делать свое, пока благословляет на это Господь!
Посмотрев, как догорают дрова погребального костра, Дракула тяжелым сапогом затоптал искры и, повернувшись, зашагал к замку – делать дело, на которое
Когда он вошел под своды разрушенного замка, залы которого теперь были открыты звездам, раненые и просто связанные пленные зашевелились, кто-то застонал от боли… а кто-то уже неприкрыто всхлипывал от страха. Те, у кого не достало храбрости умереть, как подобает мужчинам! Что ж, с ними и поступят так, как с бабами! Всех трусов и изменников - на кол!
– Женщин и детей можете разбирать, кому какие приглянутся, - поглядев на своих замерших в ожидании воинов, распорядился князь, улыбаясь и разглаживая длинные усы. – Мужчин выгоняйте во двор. Созвать сюда крестьян Кришанов!
Крестьяне, впрочем, уже и сами собирались, издалека увидев битву и погром, – и много их пришло к господскому замку через леса, через поля: угрюмые люди в бараньих и шерстяных шапках, с палками и факелами. Испуганный ропот пронесся по этой толпе, когда перед ними появился кровавый разоритель господских хором – невысокая, но сокрушительной силы фигура, закованная в латы. От шлема, впрочем, Дракула освободился, и гордо нес над железными плечами львиную голову.
– Христиане! – рыкнул он, увидев, что ему готовы внимать: Дракула улыбался. – Больше не будет над вами этих изменников, которые сосали вашу кровь! Ваш князь расправился с ними, и сейчас их будут казнить!
Он помедлил, видимо, ожидая восхвалений – он многократно слышал их прежде от простого люда, избавленного от непосильного боярского ярма; но мужики Кришанов только угрюмо притихли. Кто-то бормотал молитвы, кто-то – плакал.
– Они были добрые господа! – вдруг выкрикнул один из середины толпы.
Дракула сверкнул глазами, вытянул могучую шею, точно выискивая – кто это осмелился обругать его правосудие; впрочем, смельчак уже замолчал.
Среди крестьян произошло движение, как будто они стремились упрятать своего языкастого товарища подальше.
– Кто это сказал, что они были добрые господа? – громыхнул князь так, что все вздрогнули от страха. – Кто это хочет к тем, которые уже здесь у меня? Ну?..
Он махнул рукою в сторону связанных обитателей замка, которых выволокли наружу; рядом сильные дружинники уже рыли ямы для кольев. Князь вдруг подскочил к первому из них и вырвал у него заступ.
– Нет, погоди! – усмехнувшись, приказал он своему дружиннику, всадив заступ в землю. – Не твое это дело, не воинское! А пусть-ка выкопают те, кто к этому привычен, - послужат христианскому делу и своему князю!
И крестьяне были вынуждены копать ямы для прежних своих господ – большой любви к ним они не испытывали, повинности бывали нелегки, но еще больше ощущался страх перед освободителем, который прошелся по земле Кришанов огнем и мечом… и сразу начал раздаривать такие милости.
– Что это у вас? Палки? Давайте сюда! – выкрикнул господарь, ужасно довольный остроумным решением. – Как кстати вы их принесли!
Впрочем, мало принесенных крестьянами дрекольев пригодилось – оказались слишком коротки, чтобы вздевать на них людей в полный рост, и пришлось обтесывать новые, на что были отряжены все те же поселяне.