Осенние дали
Шрифт:
Он знал, что начальник МДС — правая рука Хвощина и при всяком удобном случае старается дать своему начальнику лучшие машины, механиков, в первую очередь обеспечить ремонтом. Дружили они и домами.
— Придираешься, Андрей Ильич, придираешься, — засмеялся Горбачев. Долговязый, жилистый, в чесучовом картузе, скрывавшем лысину, в неизменных бриджах, он выглядел, как всегда, щеголевато. Волевое бритое лицо его резко загорело, глаза под черными сросшимися бровями смотрели насмешливо.
Автомашина проскочила деревянный мост через Омутовку, открылись избы деревни Бабынино, голая, неозелененная улица с бредущим пегим телком, а дальше, на опушке леса, — чашинский лагерь,
Гигантской буро-черной линейкой, возвышаясь на полметра от земли, тянулась насыпь. На обрезе грохотала камнедробилка, словно связанная с локомобилем приводным ремнем. Зев ее проглатывал тонны плитняка, перемалывал его рифлеными щеками, и горы щебня вырастали рядом с машиной. Дымом стлалась каменная пыль.
За работой наблюдали члены районного штаба, представитель обкома комсомола, десятник.
— Привет начальству, — встретила приехавших Баздырева, уже успевшая загореть, еще более красная, чем обычно.
— Чем похвалитесь? — здороваясь, спросил Камынин. Он неприметно оглянулся: нет ли где жены.
— Мы рапортуем не языком, а руками, — зычно, точно с трибуны, ответила Баздырева. — Видите, наращиваем насыпь, скоро заложим корыто для песчаной подушки. Вон мостовщики уже готовят бордюрный камень для упора к щебеночному покрытию. У нас тут есть один молодежный бригадир — мордовочка Маря Яушева: с первого дня со своими комсомольцами стала полторы нормы давать.
— Отлично. Давайте посмотрим ваше земляное полотно.
И Камынин, еще раз бросив взгляд на шалаши (не покажется ли там Варя?), медленно пошел по насыпи, внимательно, с интересом осматривая работу. За ним тронулся Горбачев, руководители.
— Заготовка материалов идет? — доброжелательно спросил он Молостова.
Техник нравился ему открытым, мужественным лицом, немногословием, настойчивостью в работе, сметкой. С его назначением в Чашу ремонт мостов, дорог там пошел гораздо успешней.
— Слабо. Камнем, например, пользуемся тем, что в зиму заготовили.
— Отчего так?
— Начальник доротдела большинство самосвалов с нашего участка передал шебальцам и оставил…
— Да, мы с жалобой к тебе, товарищ Камынин, — перебила Баздырева техника. — Хвощин неправильно распределяет машины. Кому густо, а кому пусто. То ли у него есть свои районы-любимчики? Вот тут как хочешь, так и соревнуйся с пореченцами.
Все посмотрели на Горбачева: машинно-дорожный парк был в его ведении. Он пожал плечами.
— Мне как прикажут. Тут головы есть поважнее моей.
Дистанция была квашинская, вмешиваться в распоряжения Николая Спиридоновича Камынину не хотелось.
— Думаю, ваш хозяин имеет свой план. При встрече с ним поговорю. Я сам заметил, что работа на участках вашей дистанции идет хоть и хорошо… но неровно. Отдельные районы вырвались, а вот такие, как ваш, завязли.
Когда все вновь вернулись к лагерю, Камынин наконец увидел жену. Веселая и счастливая, она быстро шла от шалашей. Варвара Михайловна была в светлом штапельном платье и в желтых сандалетах на босу ногу. От быстрого движения ее пышные, подвитые волосы отлетали назад, открывая чуть гордое, прелестное лицо. «Какая Варенька у меня хорошая», — подумал Камынин. Через плечо у жены висела сумка с медикаментами, на рукаве был пришит алый крестик. Видно, она несколько кокетничала этим.
— Вот и твоя, — сказала Баздырева начальнику строительства, тоже, видимо, любуясь своей фельдшерицей. — Славная она у тебя бабочка. Больных мало, так она помогает нам на трассе: глину носит, работает на камнедробилке.
Прямо с ходу, при всех, Варвара Михайловна обняла
Все, словно по уговору, замолчали.
— Сейчас только приехал, Андрюша? — спросила Варвара Михайловна. — А я осматривала сансостояние кухни, мне повариха и говорит: ваш муж приехал. Надолго?
— Вот обошли с Горбачевым трассу, поговорили с командирами строительства о текущих потребностях. Отсюда поедем на следующий участок, затем еще на следующий и обратно в Моданск проводить летучку.
— А со мной не побудешь?
— Разве мы сейчас не вместе? — улыбнулся Андрей Ильич.
— Это ты называешь «вместе»? — с неподдельной искренностью удивилась Варвара Михайловна. И, решительным движением откинув со лба прядь волос, сказала: — Ну нет. Неделю пропадало мое красное солнышко — и нате вам. Ты мне должен рассказать о Васятке, о доме… да и вообще я хочу побыть с тобой. Пусть что хотят делают твои командиры, весь областной штаб, а я тебя забираю на полчаса — и все.
И она крепко взяла мужа под руку. Андрей Ильич отчаянно показывал ей глазами на людей; что ты, мол, ведь я на работе, вокруг народ. Варвара Михайловна непонимающе оглянулась на улыбающиеся лица руководителей участка и вдруг смутилась, растерянно, по-детски прошептала:
— Подумаешь. Будто здесь не знают, что мы не чужие!
— Правильно, Михайловна, — сказал ей Горбачев и засмеялся.
— Молодец, фельдшеричка, — одобрила и Баздырева. — Это по-нашему, по-русски. Я, грешница, аж позавидовала, как вы поцеловались. А кому не нравится, пускай отворачивается. Получше, Варя, получше пробери своего мужика: что, в самом деле, навещает редко? Они всегда так: на жен ноль внимания, а когда мы найдем другого, поласковее, — сразу на дыбки. Ох, заболталась я с вами, пойти посмотреть, как там мои колхознички шнур натянули.
За Баздыревой направились Горбачев, десятник. Последним, словно сделав над собой усилие и поняв, что дольше мешать супругам неприлично, отошел к экскаватору и Молостов.
— Видишь, что ты наделала? — смеясь, сказал жене Андрей Ильич и слегка кивнул им вслед.
Варвара Михайловна вдруг капризно надула губы.
— Может, и ты хочешь с ними? Нет? То-то же, Андрюшка. Тогда идем, я покажу тебе, как устроилась.
И Варвара Михайловна почти бегом потащила мужа в лагерь.
Она очень соскучилась по дому и хотела узнать, здоров ли сын, что говорят знакомые о ее работе на трассе. Не звонила ль больничная подруга медсестра? Затем ей надо было дать Андрею ряд поручений: у нее кончилась зубная паста, она забыла взять в комоде сиреневую блузку, начатую книгу. И наконец, за эту неделю разлуки Варвара Михайловна со страхом почувствовала: с ней творится что-то непонятное. Куда бы она ни пошла, возле оказывался Молостов. Варвара Михайловна старалась меньше бывать с ним вместе, реже видеться — и ловила себя на том, что думает о нем. Она тщательно следила за своим туалетом, объясняя это тем, что в любой час может «нагрянуть Андрюшка», сердилась, что его все нет, и жила в полной раздвоенности. И, увидев мужа, «законную любовь», потянулась к нему всем существом: теперь все восстановится и она обретет прежний покой.