Осиновая корона
Шрифт:
Няня Вилла как-то раз прижигала Уне ранку: она порезала руку, играя на кухне с Бри, и царапина загноилась. Процедура была необходимой (а с точки зрения непреклонной Виллы — уж точно), но мгновенная боль от встречи тела с горячим металлом навек врезалась в Уну. Тогда она ещё не знала, что на свете есть боль куда более изощрённая.
«Мой давний друг»… О да, разумеется. Уна была благодарна дождю за то, что не было слышно звука поцелуя под шуршание мокрой ткани.
Наконец затянувшееся молчание прервалось, и Уна смогла выдохнуть. Отражения шёпотом обменялись какими-то фразами на своём наречии, а затем опять перешли
— Я помню. Когда ты связалась со мной, то сказала, что для тебя аромат её Дара — как запах булочек для того парня, Вилтора. Это действительно так.
— Ах, Зануда, — Индрис поцокала языком. — Столько лет прошло, а ты всё ревнуешь к бедняге Вилтору… Как там этот старый вояка? Не пробился ещё в высшее командование?
— Нет. Инген не любит его.
— Неудивительно.
— А вообще-то — не знаю: когда ты сообщила мне, я уже вернулся в Долину. После захвата Феорна в Дорелии просто ртаннуэ, — Нитлот вздохнул. — Но сейчас нам не об этом следует говорить. Это… Это не заурядное сходство, Индрис.
— Ну да, — насмешливо подтвердила колдунья. Уна ясно представила себе, как её малиновые локоны щекочут тощую шею волшебника; ей стало чуть-чуть противно. — Это поразительное сходство, так? Ты в последнее время заново пристрастился к этому слову.
— Оно на самом деле поразительно. Одно лицо. И… не только лицо. Её Дар, и обретённое зеркало, и… Ты касалась её мыслей?
Уна напряглась и ближе приникла к двери.
— Пока не вплотную. И вряд ли стану делать это без разрешения. Думаю, она даст отпор, и для нас обеих это будет… болезненно. Но я не такой хороший телепат, как ты, — по тону Индрис, как обычно, нельзя было понять, хвалит она всерьёз или с издёвкой. — Так что можешь попробовать, если осмелишься. Но я бы не советовала. В крайнем случае — не при матушке.
— Матушке… — с непонятным выражением повторил мастер Нитлот. — И всё же это поразительно. Я вообразить не могу…
— И не надо, — посоветовала Индрис. Судя по возмущённому мычанию, она зажала волшебнику рот рукой. — Лучше не воображать то, что нас не касается. И здесь не совсем подходящее место для таких бесед — тебе не кажется, Зануда? Надеюсь, мы скоро всё выясним.
— Если ей действительно грозит опасность, мы не должны игнорировать кровь, — волшебник понизил голос и заговорил так серьёзно, что Уне с новой силой захотелось убежать в свою тёплую спальню, не слышать… Но она не убежала. Можно просто представить, будто говорят не о ней. Как в детстве — если мама недовольна и за что-нибудь её отчитывает. Конечно же, любя. — Тем более, если это наместник Велдакир. Мы должны поторопить события. Мне жаль девушку, но выхода нет.
Уна только сейчас заметила, что дождь определённо затихает. Небо расчистилось. Из птичника доносились недовольная возня и кудахтанье: страдали куры, лишённые возможности прогуляться.
Жизнь продолжается — что бы там двое Отражений ни знали о её «крови».
— Всё-таки любишь ты строить горести из пустоты, Зануда. Это у тебя от него, знаешь ли. Или от кезоррианских менестрелей… Пойдём в замок, там всё и обсудим. Я рада тебя видеть, но тут воняет навозом, мокро и до отвратности холодно. К тому же Гэрхо пора будить.
Вечером Уна, не торопясь, перепроверила всё, что собрала накануне: два серебряных ножика (побольше — срезать ветки ежевики, поменьше —
Пестик и маленькую чашку для измельчения листьев можно пока не брать. Не забыть сказать Савии, чтобы та приготовила чёрный плащ: тот, что промок с утра, не успел высохнуть. Покрепче зашнуровать сапожки: в окрестностях замка сейчас месиво вместо земли — спасибо внезапному ливню.
Методичные сборы успокаивали Уну, заставляя считать предстоящий поход (если, конечно, ночную прогулку к усыпальнице можно гордо именовать «походом» — а в этом она сомневалась) чем-то — странно сказать — нормальным. Легко представить, что это какое-нибудь хозяйственное поручение или домашнее задание от профессора Белми… Лучше последнее: в первом Уна всегда была не сильна. Лет до двенадцати мать ещё надеялась приобщить её к военному командованию кухней и кладовыми, к шитью и вышивке — ко всему, что ценится в ти'аргских леди, — но потом сдалась. Уну до сих пор бросало в жар стыда при воспоминании о том, как Бри учил её варить кашу — и о том, чем закончилось это рискованное предприятие. И в тот день, увы, её магия была ни в чём не виновата.
Магия. Конечно же, самое важное… Уна коснулась зеркала на поясе, проверяя, плотно ли оно сидит. «Учись воспринимать зеркало как часть тела, — говорила Индрис. — Или как старого друга, который вечно рядом. Забывай о нём, как забываешь о мизинце на ноге. Оно должно быть всегда с тобой».
Пока у неё не получается. Пока это просто волшебный кусок стекла — временами дрожащий, нагревающийся и похожий на лесного зверька. Что-то, с чем проще переживать «приступы» Дара — уж точно не собеседник и не палец на ноге… Уна прилежно кивала в ответ на эти уроки, но ни секунды не верила в то, что когда-нибудь сможет уподобиться Отражениям.
Они творят магию, как дышат. Ведь это, пожалуй, больше всего и отличает их от людей.
Или не это?… Как мало — до сих пор, вопреки всему — она знает об Индрис и Гэрхо. Не говоря уже о мастере Нитлоте, похожем не то на больного костеломью писца, не то на обнищавшего фермера… Затягивая шнурки на сапожках, Уна в очередной раз пожалела о том, что лишена шансов поехать в Долину Отражений. Ей всё чаще казалось: именно там сейчас — её место; там, где зеркала и колдовство, где ей разъяснят наконец, что из сказок тёти Алисии о драконах и боуги было правдой.
Вдали от Кинбралана, его лестниц и терновых шипов.
Вдали от матери. От могил дедушки, отца и дяди Горо.
— Стемнело, Уна. Нам пора выходить.
Уна вздрогнула и очнулась, выбираясь из новой ямы раздумий. Наверное, так можно залезть совсем глубоко — и в итоге не вылезти…
Она сидела в своей комнате, на постели, забросив ногу на ногу, а рядом стояла раскрытая сумка с вещами. Индрис угнездилась на подоконнике, по-девичьи обняв колени; свет масляной лампы со стола мягко золотил её смуглую кожу. Уна с удивлением отметила, что несколько прядей надо лбом Индрис пожелтели — стали совершенно канареечного цвета, как яичный желток. Просто эксперимент — или радость из-за кое-чьего приезда?