Ослепительный нож
Шрифт:
– Едва удалился преосвященный, - продолжил князь, - государь с государыней вновь оказались в темнице, откуда на время были извлечены. Да ещё и два сына - с ними.
– Владыка знает?
– спросила боярышня.
– Вряд ли, - вздохнул Ряполовский.
– У него забот полон рот: местоблюститель митрополичьего стола! Борется с остатками ересианства исидорского в Южной Руси.
– Надобно довести, - решительно заявила Евфимия.
– Доводчиков караулят доглядчики, - усмехнулся князь.
– Нет, - примолвил он.
– Мы решили
– Опять кровь!
– поникла Евфимия.
– Не лепше ли словами исторгать кровь души, нежели мечами кровь тела?
– Шемяка внемлет лишь языку меча!
– отчеканил князь и распрощался с боярышней.
Евфимия не ушла от храма. Она прохаживалась по площади в виду отверстых соборных дверей и паперти, засиженной нищими. Вот вышел Иона в мантии, в окружении иподиаконов и священства. Боярышня заступила путь. Бердышник урядливо подскочил:
– С дороги!
Её несомненно бы отогнали, не возопи она во весь голос:
– Владыка!
Епископ воздел десницу. Охраныши оставили Всеволожу в покое.
– Что тебе, дочь моя?
Всем зреньем тела чувствовала, как подозрительные глаза сверлят и справа, и слева. Вот уж воистину доводчика сторожат доглядчики. Пусть! Одиночке трепетать не за кого, только за себя.
– Владыка! Я Евфимия Всеволожа, дочь боярина Иоанна. Дмитрий Юрьич солгал тебе. Старшие сыновья Василиуса в темнице!
Иона малое время стоял в раздумье. Потом вымолвил тихое повеление одному из ближних. Монах подошёл к боярышне:
– Следуй за мной, дщерь Божья!
Ещё чуть спустя она сидела в митрополичьей карете. Введена была незаметно, со стороны, противоположной площади. Когда архиерей с келейником взошли, тут же вознамерилась говорить. Владыка остановил поднятой дланью:
– Выслушай, дево! Знавал твоего родителя, кое-что доходило и о тебе. Потому глаголы твои перевешивают сомнения. Молвка о том же из других уст не внушала веры. Вопросить Дмитрия Юрьича?
– Вопроси, владыка, - поддержала боярышня.
– Лучше в моём присутствии, чтоб вдругожды не солгал. Мне не солжёт. Увижу насквозь!
– Ты бестрепетна!
– заметил епископ.
– За себя ль трепетать?
– спросила Евфимия.
– Для меня земная юдоль, не успев начаться, окончилась.
Иона велел ехать ко дворцу. Евфимии предложил:
– Обрящь Небесную юдоль, прими постриг.
– Ещё не всё успела в миру, - потупилась Всеволожа.
– Уйду, когда душой успокоюсь.
Остановились у Красного крыльца. Дворец из пожарища воздвигся с любовью, да не для Василиуса. Бывая у Софьи, боярышня видела не всё завершённым. Сейчас убранство, ухоженность, как у жениха к свадьбе, - вот так дворец! Похитчик готовится к торжествам. Спешит надеть
Иона прошёл в Крестовую со спутницей в чёрной понке.
Посланный оповестил Дмитрия Юрьича, тот явился. Благословясь, спросил:
– Чем понапутствуешь, святый отче?
– Тут же узнал Евфимию. Самоуверенность поколебалась во взоре.
– Зачем с тобой эта дева?
Епископ без обиняков объявил:
– Дочь Всеволожа доводит, что ты покривил душой: пообещал ведь освободить слепого, соединив его с сыновьями?
– Да, обещал, всё так, - бормотал Шемяка.
– Ныне же мыслю над, - он запнулся, - над тем, как…
Иона прервал его:
– Будучи в Угличе, видел Василья Васильича и Марью Ярославну свободными. С лёгким сердцем вручал им детей невинных…
– Едва преосвященный уехал, - вступила в разговор Всеволожа, - великокняжеская семья и с малютками вновь вверглась в тесноту.
– Замолчи!
– сжал кулак Шемяка.
– Все-то ты знаешь! Откуда тебе всё ведомо?
– Ах, сыне, сыне!
– останавливал бурю владыка.
– Князь Ряполовский узнал доподлинно, - ответила Шемяке Евфимия.
– Станешь запираться?
Юрьич отскочил, уставился в оконце цветной слюды.
– Не запираюсь… Надобно время… Не вдруг такое свершается… Сегодня - милостивец, завтра локти кусай!
Евфимия презрительно отвернулась:
– Милостивец! Князь не сдержался:
– Дозволь, владыка, велеть ей выйти? Иона сказал сурово:
– Сделал ты неправду, а меня ввёл в грех и срам. Ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил. Ты мне дал честное слово, и бояре меня послушали, а теперь я остаюсь пред ними лжецом. Выпусти несчастных, сними грех со своей души и с моей! Что тебе могут сделать слепой да малые дети? Если боишься, укрепи его ещё крестом честным…
Тут вошёл Иван Андреич Можайский. Благословился у владыки, не заприметил Евфимии, сообщил Шемяке:
– Брат, Ряполовские убежали!
– Лихое продолжение смуты!
– добавила Всеволожа.
Иван Андреич вытаращил на неё глаза.
– Враг с ними, с Ряполовскими!
– процедил Шемяка.
– Отпусти слепого, - приказал святитель.
– Богом взываю, как твой молитвенник!
Можайский, не мешкая, сообразил суть речей и встрял:
– Не сверши оплошины! Вспомни про отца и Коломну…
Дмитрий в замешательстве метался очьми от Ивана к владыке, от владыки к боярышне.
И тут Всеволожу будто толкнул нечистый. Впервые в жизни она, не обдумав, высказалась:
– У Волока Дамского Ряполовских ждут Стрига-Оболенский, Сорокоумовы, Филимонов, Драница с Русалкой, Руном и иными детьми боярскими. Двинут соединённые силы к Угличу. Устоишь ли в Москве перед ослеплённым её государем?
Можайский при сих словах побледнел. Владыка кашлянул, прикрыв рот. Шемяка не взбеленился, как подменённый, не затопал, не закричал, промолвил раздумчиво: