Ослепительный нож
Шрифт:
– Воистину ли таковы слова изрёк?
– не верила Всеволожа.
– Вот крест!
– Великая княгиня осенилась и продолжила: - Всё так искренне! Слова - рекою вместе со слезьми. Бояре плакали. Митенька хвалил смирение Васильево. Потом - клятвы с крестоцелованием. Грянул пир в нашем углическом дворце. Василий сидел с Марьей и детьми, взял богатые дары, Вологду в удел.
– Вологду?
– одобрила Евфимия.
– Пожелал Митеньке благополучно властвовать в Московском государстве, - закончила великая княгиня.
– В чём я виновата?
– удивилась Всеволожа.
– Ты не виновата, - плачуще сказала
– Ты много осведомлена. Знаешь козни Ряполовских, их затеи на грядущее. Под Дамским Волоком наш Вепрев был разбит, едва сам не погиб. Поездка государя в Углич, решение освободить слепого, расстроила весь заговор. Мятежники отправились в Литву, к Боровскому, к Басенку. Не для того же, чтоб там сиднями сидеть.
– Я их дальнейших замыслов не ведаю, - сказала Всеволожа.
Софья тяжело вздохнула:
– Могу ль не верить тебе, ясынька? Поверят ли обыщики? Застенок выдумает вины, навострит язык для несусветицы.
– Застенок?
– вспомнила боярышня Дубенского и Бегича.
– Беги, родная!
– торопила Софья.
– Время ли нам наслаждаться дружеской беседой? Коня тебе я, едучи сюда, взяла. Ты, знаю, вершница изрядная. Вот серебро. Ах, вспомнила. Поимщики приставлены к дорогам на Можайск, на Тверь, на Дмитров, на Владимир…
– На Ярославль, - с усмешкой подсказала Всеволожа.
– Да, и на Ярославль, - кивнула Софья.
– Возьми-ка серебро своё, - вернула ей боярышня тугую калиту, - и забери коня, мне он не надобен. Сама же возвращайся вборзе во дворец. За упрежденье благодарствую, - и чмокнула великую княгиню в щёку.
– Куда ж ты денешься?
– спросила Софья.
– К Богу в рай, - ответила Евфимия.
– Под куколь?
– испугалась великая княгиня.
– Ах, милая, скорее, а то хватятся. Ты совершила, что могла. Век не забуду.
Боярышня сопроводила гостью до кареты.
Хозяина нашла в Крестовой. Помолилась вкупе с его семейством. При выходе предупредила, что, возможно, хожатые нагрянут этой ночью.
– Хожатые не позыватые?
– пробормотал Тюгрюмов.
– Взойди ко мне.
Спокойно выслушав Евфимию, купец задумался. Потом спросил:
– Куда тебя увезть, не мешкая? Где сможешь скрыться?
– В Угличе, - сказала Всеволожа, рассуждая про себя: уж там её искать не станут! И спохватилась: - Как увезть? На всех дорогах соглядатаи.
– За что тебя, невинную девицу, не пожаловал Шемяка?
– покачал сединами купец.
Евфимия вздохнула.
– Моими происками он освободил Василиуса. Теперь срывает зло. Считает, выпустил из клетки ястреба, хотя и ослеплённого, а сам - ворона. Кто виновник? Я! У нас большие счёты, коль порассказать…
– Сейчас не время, - напрягал чело Тюгрюмов.
– Вывезем! Укроем в возу сена.
Боярышня тотчас припомнила шемякинскую казнь.
– Не надо сена! Купец развёл руками.
– Что надо?
– Гроб!
– сказала Всеволожа, памятуя о Василии Косом.
Тюгрюмов потёр лоб.
– Нет под рукой готовой домовины. К тому же опытные ищики и гроб досмотрят. О-хо-хо!.. Ах, вот оно! Нашёл!.. Ты помнишь, как Москву терзала язва-прыщ?
– Почти не помню. Лет тогда мне было…
– Всё просто, - перебил Тюгрюмов.
– Есть большой ларь. Вожу баранки с кренделями в калашный ряд. Ларь смажем дёгтем, и - на телегу. Тишку - на козлы. Прошку -
Не минуло и часу, как Всеволожа в моровой повозке покинула гостеприимный дом Тюгрюмова. Ни у одной заставы не произошло задержки. Снаружи слышались испуганные голоса:
– Быстрее проезжай! Быстрей! Остановились поутру в осиновом подлеске, в заячьих местах.
– Вот тебе конь, - смеялся Прошка, разлучив пару гнедых.
– Мы на одном вернёмся.
Был ломовым Гнедко, стал верховым. Боярышня в лесу сменила сряду, приторочила к седлу свой немудрёный скарб.
– На Тверь дорога широка, - заметил Тишка.
– Днём не обидят. У Волги заночуешь. Завтра от повёртки до Углича - эх, с ветерком! Всех благ тебе!
Отъехав, Всеволожа видела, как Тишка с Прошкой жгут вымазанный дёгтем ларь. Куда ж его ещё?
17
Охраныш больно завернул руку за спину, сдавив выше запястья. Нож, приставленный под лопатку, нудил повиноваться.
До того всё было, как нельзя лучше. Удача сопутствовала беглянке от Москвы до самого Углича. Почему именно этот город избрала она местом бегства? Вспомнила о здешней обители Рябовой, как о крайнем прибежище. На последнем постоянии расспросила дорогу к монастырю. Знала: в виду подградия будет повёртка влево. По ней просекой сквозь лес выедешь к дубовым стенам, кои навечно скроют тебя от мира. Знала и не свернула к просеке, устремилась к городу. Что ей эти соломенные кровли, затыненные узкие улочки, где и в вёдро грязь по конские бабки? На том же постоянии привелось случаем подслушать перемолвку двух угличан. Старик толковал юнцу о слепом государе земли Московской, что примирился со своим ослепителем и собирается теперь в Вологду стать удельным князем. Юнец вспомнил о некоем знатном лице, беззенотно сидевшем в узилище. Старец возразил: «Не сидит уже, а живёт в выморочном терему возле самой Волги, близ мельницы. Здесь поселил его до отъезда в пожалованный удел наш бывший князь Дмитрий Юрьич».
– «Юрьич отмстил за брата!» - приговорил юнец, и на том расстались. А Всеволожа призналась себе: никак не сможет она уйти от мира, не повидав слепого Василиуса. И вот пересекла город, нашла водяную мельницу, выморочный терем узнала по внешней ветхости. Пришлось спешиться у запертых врат, да не привелось постучаться. Откуда ни возьмись, чудище-великанище внезапь сбил с ног и вот ведёт по двору.
– Куда тащишь паробка в войсковой сряде?
– загляделся привратник во все глаза.
– Не паробка, лиходейку! К старшому государевой стражи.
А во дворе суета. Челядь носит кладь, грузит на телеги. В домовидный большой рыдван впрягают шестерню, умягчают сиденья полостями, подушками. Ношатай обронил тюк, развалил ткани парчовые по земле. Свора девок ну его облаивать!
Засадный сберегатель втолкнул пойманную в одну из бревенчатых служб.
– Подосланную схватил! Обрядилась воином, меч у бедра, камень за пазухой…