Особые приметы
Шрифт:
Его бессилие вызывает бурное ликование толпы. Униженное животное падает и, точно в тягостном и отвратительном кошмаре, видит и сознает ужас своего положения. Когда пастух наконец заарканивает его, хриплый рев толпы приветствует героический поступок. Батраки тотчас же начинают неистово колотить быка, тянут за веревку, чтобы привязать его к фонарю, и какой-то седой человек подбегает к животному и вонзает ему в бок шило. Дюжины рук держат веревку, толпа высыпает из-за ограды. Несколько молодых парней хватают животное за хвост и тянут с такой силой, что хвост, и так уже наполовину отрезанный, отрывается с корнем. Бычок, видимо, уже нечувствителен
Где ты? Какой пласт памяти докучает тебе? Насилие порождает насилие. Сцены зверств множатся, скрещиваются, перепутываются… Вот это происходит в полутора километрах от Йесте, между одиннадцатью и двенадцатью часами пополудни. Свидетели — жители деревни, тоже раненые, но оставшиеся в живых. Женщине кричат на улице: «Стой!» Она останавливается, ей приказывают: «Ложись» — и открывают по ней, лежащей, огонь… Она с трудом поднимается на колени и снова падает под градом оскорбительной ругани, пинков, ударов… Рабочий возвращается с работы в десять часов вечера, в городе все спокойно, как вдруг безо всякого предупреждения его прошивают очередью… Тесный лес ног окружает его, в бешенстве его осыпают пинками… Николаса Гарсиа Бласкеса, который по приказанию алькальда ехал на грузовике подбирать тела жертв, заставляют выйти из машины по той причине, что на нем красная рубаха, и он умирает под пулями… Когда быка приканчивают огромным мясницким ножом, молодые парни бросаются на его труп, трогают и ощупывают его, словно это священная реликвия, и потом, торжествуя показывают свои платки, испачканные кровью… А тот человек в оливковой роще, с простреленной рукой и ногой, он все еще в предсмертной агонии?
— Ваши документы, пожалуйста.
Долорес ушла спать, а бутылка фефиньянеса пуста. Ветер, проносясь, свистит в ветвях эквалиптов. Ты привстаешь и снова ставишь на проигрыватель «Kinder-Totenlieder».
В пять часов утра по случаю открытия Ярмарки при участии
ваши документы
оркестра, а также великанов и
с чьего разрешения вы проживаете за границей
ряженых
когда последний раз были в Испании
21 числа в 7 часов утра «Праздничная зоря» в исполнении
с какого года живете в Париже
оркестра
с какой целью приехали в этот город
в пять часов вечера народное гулянье на Ярмарочной площади
эта кинокамера ваша ответьте почему как только приехали вы сразу же связались с
в 8 часов вечера концерт оркестра в павильоне на площади
вы утверждаете что снимали только энсьерро тогда что вы делали на шоссе ведущем в Ла-Грайю и зачем вы останавливались на том месте где
в 11 ночное гулянье
люди заслуживающие полного доверия слышали как вы разговаривали с Артуро о республике и о гражданской войне разве вы не знаете что это за птица вы не заставите меня поверить в то что этот тип взятый на заметку местной полицией за свое недоброжелательство…
22 числа в 7 часов утра оркестр пройдет по главным улицам города и исполнит «Веселую зорю»
мы следим за каждым вашим шагом с того момента как вы приехали в город и точно знаем с кем вы встречались а также откуда
в 10 часов торжественная служба и церковная процессия
не можете ли вы объяснить что за интерес вам встречаться с человеком у которого на совести…
в честь Иисуса Утешителя
есть ли у вас разрешение снимать кинокамерой мы не знаем ни что вы снимали ни с какими целями и пока высшие власти не разберутся мы считаем себя обязанными
Иисуса Утешителя
забрать у вас камеру и пленки
Утешителя
если хотите вы можете продолжать путешествие с условием что явитесь в полицию
У-те-ши-те-ля
когда власти сочтут нужным.
Антонио ушел к себе. Ты спустился в сад. Дождь перестал, и звезды проступали из хаоса ночи, сверкая в темноте, точно горящие угли. Казалось, ветер раздувает их и начищает до блеска. Эвкалипты сушили на ветру свои легкие листья. Свежий воздух прояснил мысли.
Несколько минут ты стоял, облокотившись на перила балкона. Вдали, на горизонте, небо сливалось с морем. Последние огоньки в деревне гасли один за другим. Нетронутая тишина укрыла спящие окрестности. Единственный, кто не спал во всей округе, — это ты: ты бодрствовал, вспоминал, воображал, бредил.
Автомобильные фары метут по брусчатой мостовой и взмахом освещают людей из ИФА [38] , которые с револьверами и винтовками стоят посреди дороги.
— Стой! Руки вверх!
Старенький «форд» резко тормозит всего в нескольких метрах от патруля. Фонарики высвечивают ошарашенное лицо шофера. Рядом с ним щурится пожилой человек.
— Почему не остановились сразу?
— Мы вас не видели, — бормочет шофер.
— Выходите. Живо. Документы.
38
ИФА — Иберийская федерация анархистов.
Шофер опускает правую руку и сует ее в карман брюк. Начальник патруля, не проронив ни слова, бьет его рукояткой револьвера. От неожиданности и резкой боли шофер чуть не падает.
— Смирно, понял?
Начальник берет у обоих бумажники, достает из них документы и показывает их парню в фартуке.
— Что там написано?
— Лукас Мендиола Орбанеха…
— Профессия?
— Биржевой маклер.
Парень читает по складам, как школьник. Один из них тем временем осматривает машину внутри и трудится над ручкою багажника.
— Эй, смотри-ка, — говорит он. — Там что-то шевелится.
Остальные из патруля подходят посмотреть. Двое с поднятыми руками дрожат, как осиновый лист.
— Что за черт у вас там?
— Лягушки.
— Получай, сволочь, буржуй.
Пуля попадает в грудь, прямо в сердце. Дядя Лукас рухнул, как тряпичная кукла, с выражением безграничного удивления на лице.
Его товарищ падает на колени рядом. Щеки его дергаются от ужаса.
— Не убивайте меня, ради бога. Клянусь вам, это правда.